Квартал Тортилья-Флэт. Гроздья гнева. Жемчужина
Шрифт:
«Пабло порезал руку ножом для потрошения каракатиц».
«Чин Ки выгнал собак Пирата».
«Собаки вернулись».
«Пилон хмурится».
Заключались пари. Уже много месяцев в Тортилья-Флэт не происходило ничего столь интересного. В течение целого утра никто ни разу не упомянул о Корнелии Руис.
И только в полдень разгадка была наконец найдена. Но зато о ней мгновенно узнали все:
«Они собираются устроить большую вечеринку для Дэнни».
«На нее приглашаются все».
С фабрики Чин Ки начали поступать распоряжения. Миссис Моралес стерла пыль со своего граммофона и отобрала самые громкие свои пластинки.
Сообщение! Новое сообщение с фабрики Чин Ки! Они не отступят. Они тверды в своем решении. Они заработают не меньше четырнадцати долларов. Приглядите, чтобы были готовы четырнадцать галлонов вина.
Торрелли был завален заказами. Каждому хотелось купить бутыль вина, чтобы отнести ее в дом Дэнни. Да и сам Торрелли, захваченный общим ажиотажем, сказал жене:
– Может, мы зайдем в дом Дэнни. Я прихвачу несколько бутылей для своих друзей.
С приближением вечера волны возбуждения совсем захлестнули вершину холма. Доставались из сундуков и вывешивались проветриться платья, которые в последний раз надевала еще бабушка. С перил веранд, благоухая нафталином, свисали шали, по которым моль томилась более двухсот лет.
А Дэнни? Он сидел, словно наполовину растопленный. Он менял позу только когда солнце меняло место на небосклоне. Если он и заметил, что все до одного обитатели Тортилья-Флэт прошли в этот день мимо его калитки, он ничем этого не выдал. Бедный Дэнни! Не меньше четырех десятков глаз следили за его калиткой. В четыре часа он встал, потянулся и, выйдя на улицу, побрел в Монтерей.
Они еле дождались, чтобы он скрылся из виду. И пошли сплетаться гирлянды из зеленой, желтой и красной бумаги! И пошли крошиться на пол свечи! И пошли носиться дети, ровно втирая воск в половицы! Появилось угощение: миски с рисом, кастрюли с горячей курятиной, клецки, от которых можно было только ахнуть. Появилось и вино — не сосчитать, сколько бутылей. Мартинес выкопал из своей навозной кучи бочонок картофельной водки и отнес его в дом Дэнни.
В половине шестого друзья подымались вверх по холму усталые, окровавленные, но торжествующие. Так, наверное, выглядела старая гвардия, возвращающаяся в Париж после Аустерлица. Они увидели дом, пылающий красками. Они засмеялись, и усталость их как рукой сняло. Они были так счастливы, что на глазах у них показались слезы.
Мамаша Чипо вошла во двор в сопровождении двух сыновей, которые тащили лохань, полную подливки. Паулито, этот богатый бездельник, раздувал огонь под большим котлом бобов и красного перца. Крики, обрывки песен, визгливые выкрики женщин, вопли и смех взбудораженных детей.
Из Монтерея прибыла машина, полная встревоженных полицейских. «А, всего только вечеринка! Ну конечно, мы выпьем по стаканчику вина. Смотрите только, никого не убивайте».
Где же Дэнни? Одинокий, как дымок в холодную ясную ночь, он бредет по вечернему Монтерею. Он заходит на почту, на вокзал, в бильярдную на улице Альварадо, на пристань, где черная
Когда стемнело, о нем начали беспокоиться в доке Дэнни. Друзья оставили гостей и бегом спустились с холма в город. Они спрашивали: «Вы не видели Дэнни?»
«Да, Дэнни прошел здесь час назад, он шел медленно».
Пилон и Пабло искали его вдвоем. Они проследили весь путь своего друга и наконец увидели его на краю темного причала. На него падал тусклый свет электрического фонаря. Они бросились к нему.
Пабло тогда об этом не упомянул, но потом, едва кто-нибудь заводил речь о Дэнни, он всегда принимался описывать, что он увидел, когда они с Пилоном пошли по причалу к Дэнни.
«Так он и стоял, — говорил Пабло. — Я только-только мог разглядеть, что он опирается на перила. Я посмотрел на него и тут увидел кое-что еще. Сперва мне показалось, что над головой Дэнни висит черное облако. А потом я рассмотрел, что это большая черная птица, величиной с человека. Она висела в воздухе, как коршун над кроличьей норой. Я перекрестился и прочел две „Богородицы“. Когда мы подошли к Дэнни, птицы уже не было».
Пилон не видел птицы. Пилон не помнил, чтобы Пабло крестился или читал «Богородицу». Но он никогда не вмешивался, потому что это была история Пабло.
Они быстро шли к Дэнни. Доски причала глухо постукивали у них под ногами. Дэнни не повернулся. Они взяли его за плечи и повернули к себе.
– Дэнни, что случилось?
– Ничего. Ничего со мной не случилось.
– Может, ты болен, Дэнни?
– Нет.
– Так отчего же ты такой печальный?
– Не знаю, — сказал Дэнни. — Я так чувствую. Я ничего не хочу делать.
– Может тебе сходить к доктору, Дэнни?
– Я же говорю вам, что я не болен.
– Ну так слушай! — воскликнул Пилон. — Мы устроили в твою честь вечеринку у тебя в доме. Там вся Тортилья-Флэт, и музыка, и вино, и курятина. Вина, наверное, двадцать, а то и тридцать бутылей. И дом украшен цветной бумагой. Разве ты не хочешь пойти туда?
Дэнни глубоко вздохнул. На мгновение он снова повернулся к черной, глубокой воде. Быть может, он шепотом произнес обет богам или бросил им вызов. Он снова поглядел на своих друзей. Глаза его горели лихорадочным огнем.
– Да, черт побери, я хочу пойти туда. Побыстрей! Я хочу пить. Девочки там есть?
– Много. Они все пришли.
– Ну так пошли. И побыстрей!
Он первый взбежал по холму. Задолго до того, как они добрались до дома, они уже слышали за соснами сладкую музыку и возбужденные счастливые голоса. Трое запоздавших явились совсем запыхавшись. Дэнни задрал голову и завыл, подражая койоту. Со всех сторон ему протянули банки с вином, и он отхлебнул из каждой.