Квартира номер 24
Шрифт:
«Какая же чушь лезет в голову», – отчаянно подумал он.
– Ну я уже не знаю, – заныл, словно кошка под дверью, женский голос. – Это ты у нас всё всегда знаешь: что делать, куда идти…
– Вон дорожка, милая. По ходу, наша.
Молчание.
– Ага, точно, вон и «Летние грёзы», – заискивающе продолжил мужской голос.
И, о чудо, парочка стала удаляться, так и не появившись на дорожке возле озера.
Виктор дождался, когда голоса окончательно стихли, и встал. Ноги вибрировали, словно через них пустили не сильный, но чувствительный заряд электричества.
Он оставил труп возле воды и двинулся к недостроенному зданию. Существовал риск, что кто-нибудь появится и увидит мертвеца, но другого выхода не существовало – у Виктора просто-напросто уже не было сил маскировать тело. Он вошёл в пустой дверной проём и оказался в полной темноте. Лунный свет освещал небольшой пятачок у входа, но дальше, в глубине, не было видно ни зги. Виктор постоял несколько секунд, привыкая к темноте. Затем, осторожно, выставив руки вперёд и ощупывая ногой пол, двинулся вперёд. Несколько шагов, и Виктор присел. Пошарив в темноте, он обнаружил то, что искал. Две недели назад, прохаживаясь около озера и изучая местность, он наткнулся на кое-что интересное. Возле стены лежал отколотый кусок бетонной плиты. Совсем небольшой – ничего особенного. Но заинтересовал Виктора не сам этот камень, а петля из арматуры, торчавшая с одного края. Когда он увидел железный прут, обоими концами спрятавшийся в плиту, похожий на подкову, он понял, что действительно собирался сделать то, о чём так долго думал. Он собирался лишить жизни двух людей (если им подходил этот термин), которых он считал недостойными этой самой жизни. Увидев кусок железа, частично спрятанный в кусок камня, он тут же представил себе в красках, как использует всё это. Он очень надеялся, что найденная «подкова» будет на счастье. И теперь, спустя несколько минут после убийства Кондратенко, нащупав в темноте ребристый пруток, он ещё раз подумал: «На счастье».
Ухватившись правой рукой за петлю, он просунул левую под камень и попытался поднять кусок бетона. Боль пронзила ладони. Виктор закусил нижнюю губу, чтобы не закричать.
«Когда же это всё кончится?» – подумал он в отчаянии.
Поднять камень он был не в состоянии. Подумав секунду, Виктор схватился за петлю уже левой рукой, которая болела меньше, и поволок камень по земле. Он тянул и думал, что эта пытка никогда не прекратится, что это Бог насмехается над ним, делая его существование чуть тяжелей. И ещё чуть тяжелей. И ещё.
«Получится чудесная надгробная плита», – настойчиво повторял он про себя, пока тянул тяжёлый камень к трупу Кондратенко. Эта мысль помогала отвлечься от непреодолимого желания остановиться и бросить начатое дело прямо сейчас и здесь.
Наконец он оказался возле тела.
– Я принёс тебе твою надгробную плиту, мёртвый ты сучий сын, – задыхаясь, озвучил он свою мысль и хрипло рассмеялся.
Лёгкие тут же отозвались кашлем, оставившим горечь во рту. Он ещё не добрался до той стадии, когда каждое напряжение глотки заканчивается невыносимым кашлем и кровавыми брызгами, но это уже было не за горами.
Прокашлявшись, Виктор расстегнул пару пуговиц и, оттянув рукой лацкан пальто, полез во внутренний карман. Холод моментально пробрался к груди, заставив Виктора поёжиться. Поначалу он не нашёл то, что искал.
«Чёрт, старый маразматик», – подумал, было, он, но тут же, просунув руку чуть дальше в глубокий карман, выдохнул. На месте.
Он извлёк моток тонкой верёвки, скрученный в тугую «восьмёрку». Пальцы не слушались, но, в конце концов, он смог развязать узел. Повернувшись к трупу, Погодин сделал шаг, но тут обнаружил кое-что странное. Рядом с телом Кондратенко лежало что-то тёмное. Виктор, поморщившись, присел, бросил верёвку на землю и взял непонятный предмет в руку. На ощупь вещь казалась твёрдой, но не настолько, чтобы оказаться камнем. Чуть развернувшись к свету, он, наконец, увидел, что держит в руках, и с омерзением отбросил. Чёрно-белая тушка мёртвой и закостеневшей сороки упала на землю. Виктор машинально вытер руки о пальто.
Виктор водрузил на тело Кондратенко увесистый камень таким образом, чтобы арматура осталась сверху. Руки ломило нещадно. В голове вновь, словно мигающий свет светофора, мелькала мысль: «Когда же это закончится, когда это закончится, когда?..»
Он продел левую кисть трупа в петлю. Правая же не желала проходить в оставшееся пространство. Погодин никак не мог управиться замёрзшими пальцами. В конце концов он медленно разогнулся и опустил тяжёлый ботинок на кисть Кондратенко. Хруст костей резанул по ушам и словно прочистил голову Виктору.
«Матерь Божья, что я делаю?»
Ему показалось, что он погрузился в какой-то жуткий сон, где всё происходит независимо от спящего, и события развиваются так, как того хочет сам сон. И теперь, проснувшись, он понял, что кошмар не закончился. Виктор постарался представить себя со стороны. Картинка получилась впечатляющая: безумный старик, который всадил нож в человека, а теперь измывается над трупом в попытке замести следы преступления; руки измазаны в крови жертвы, на левом рукаве пальто следы того же багрово-красного цвета – там, где сумасшедший старик вытер орудие.
Виктор сел рядом с телом и положил голову на ладони. По лицу пробежал холодок от перчаток. Он так и сидел, пытаясь совладать со своими эмоциями. Нельзя было терять время – в любой момент мог появиться какой-нибудь случайный прохожий, но сил не хватало даже на то, чтобы встать. Если бы сейчас его обнаружили рядом с трупом, он был бы даже рад, потому что ему не пришлось бы продолжать начатое.
Через пять минут он почувствовал себя немного лучше и, не вставая, потянулся к переломанной кисти трупа. На этот раз правая рука Кондратенко влезла в петлю. Виктор развернул ладони мертвеца таким образом, чтобы они не выскользнули из ловушки, и подёргал. Получилось достаточно надёжно. Однако Виктор всё равно воспользовался верёвкой. Он не хотел, чтобы из-за какой-нибудь досадной мелочи его план сорвался. Ведь в живых оставался ещё один ублюдок, с которым предстояло разобраться.
Когда руки мертвеца были надёжно привязаны к арматуре, Виктор просунул ладони под спину Кондратенко.
«А что, если здесь мелко? Почему я это не выяснил? – пришла в голову запоздалая мысль. И снова он выругал себя, – Старый глупый маразматик».
Сомневаться и делать пустые предположения было уже поздно. Всё скатилось к банальному выбору: пан или пропал. И чем дольше он находился тут, тем больше становилась вероятность того, что кто-то может появиться и увидеть старика, пытающегося спрятать труп в озере.
Виктор с трудом столкнул тело в воду. Раздался тихий всплеск, и труп в считанные секунды исчез из виду.
– Пан, твою мать! – произнёс Виктор и зашёлся в кашле.
Когда приступ прошёл, он оглядел берег: ничего подозрительного, что могло привлечь ненужное внимание, в глаза не бросилось. Погодин медленно поднялся и шаркающей походкой двинулся прочь от озера.
Дома он, наспех раздевшись, рухнул в кровать в надежде забыться. Но сон в то утро не пришёл.
Виктор вернул на место бинокль, затем туда же положил штык- нож и всё прикрыл одеждой. После этого он заглянул на кухню и посмотрел на часы. Воспоминания об убийстве годовой давности выкрали пятнадцать минут из его жизни. Виктора это не удивило. С момента смерти жены и сына он всё чаще стал уходить в себя, предпочитая иллюзорный мир воспоминаний вместо холодной и безнадёжной реальности.