Квест империя. Трилогия
Шрифт:
После обеда, или, вернее, в его конце, кто-то из гостей, – кажется, это был монстр Миша – предложил «размяться». Во всяком случае, Кержаку запомнилось именно это слово. «Размяться». Так его перевел Игорю Ивановичу вставленный в ухо автоматический переводчик. Нельзя сказать, что все присутствующие встретили предложение с энтузиазмом. Дама Э, например, отнеслась к нему довольно прохладно и сразу сказала, что она «пас». Но другие… Кое-кто из других принял идею «размяться», что называется, на ура. И через пару минут оживленно, хотя и без ажитации переговариваясь, вся компания проследовала в спортивный зал. Вообще-то, и зал был не спортивный – он назывался Дуэльным полем, не больше и не меньше – и проследовали, это мягко сказано, потому что им пришлось пройти несколько впечатляющих своей отделкой коридоров корабля-дворца и дважды воспользоваться лифтами. Но в конце концов они попали в огромный круглый зал с купольным потолком и паркетным полом. Все в зале, кроме темно-коричневого паркета, было белоснежным,
Войдя в зал, Игорь Иванович замешкался было, не зная, куда ему теперь идти и что делать, но неслышно возникшая рядом с ним Тата уверенно взяла его за руку и провела в одну из лож.
– Садись, Кержак, – сказала она на своем корявом, но приятно звучавшем для его уха русском. – Смотри! Такое даже в империи редко увидишь.
То, что она, по-видимому, права, он понял уже в следующую минуту. Он увидел, как сбрасывает одежду Йёю. Ну, в том, как раздевается Йёю, ничего особенно интересного не было, кроме самого факта, разумеется. Впрочем, брови Кержака непроизвольно взлетели вверх, когда он увидел, как герцог сооружает из шейного платка что-то вроде набедренной повязки, совершенно игнорируя тот факт, что делает он это на глазах у всех. А в следующую секунду Игорь Иванович увидел Клаву, идущую к центру арены с противоположной стороны. Клава была ослепительна. Она была чертовски хороша, но Кержака, как школьника, бросило в краску, когда он осознал, что Шемаханская царица не оставила на себе ни одной даже самой маленькой тряпочки. Для вида, не говоря уже о приличиях. Но, как уже знал Кержак, понятия о приличиях у этих людей были весьма своеобразными.
Между тем Иёю закончил «туалет» и тоже отправился к центру арены. Он очень красиво шел. Мягко и легко, грациозно, если такое определение было здесь уместно. Йёю остановился напротив Клавы, поклонился и отступил на шаг назад. Капитан Фролова – «Без вести пропавшая, помнится» – улыбнулась ему в ответ и тоже сделала шаг назад. А потом внезапно, без видимой подготовки, без сигнала или еще какого-нибудь знака два тела рванулись навстречу друг другу и вверх. Кержак уловил серию быстрых ударов, ударов, нанесенных обоими участниками спарринга с такой немыслимой скоростью, что он был способен лишь засечь движение, но никак не оценить его направление и характер. Он только понял, что стремительно и легко, взлетая на фантастическую высоту – метра три! – как если бы гравитация для них перестала вдруг существовать, Клава и Йёю не только успели нанести друг другу множество неуловимо быстрых ударов, но, что характерно, и парировать их тоже. Кержак не мог этого знать точно, но предположил, что и сила ударов была нешуточная. Но время, отпущенное ему для того, чтобы увидеть, понять и оценить, было настолько кратким, что он просто ничего не успел. Ни увидеть толком – увидеть, рассмотреть, воспринять – ни понять то, что увидел, ни оценить. А бойцы уже упали на арену, как будто непринужденно сошли с неба на землю, и закружились в стремительном и головоломном танце, каждый в своем, и оба вместе. Общее впечатление было такое, что он видит какой-то балетный танец, красивый до безумия и эстетичный до вычурности. И очень быстрый. Настолько стремительный, что Кержак мог говорить только об общем впечатлении. Никаких деталей он просто не видел.
Бой продолжался две минуты, не больше, но у наблюдавшего его Кержака дыхание было сбито напрочь, как если бы он сам махался на арене, и не две минуты, а час или два. А бойцы… Они прекратили схватку так же внезапно, как и начали, и, судя по ним, не только не устали, но даже не запыхались. И не вспотели. Это Игорь Иванович видел вполне отчетливо.
«Ну ни хрена себе!» – это было единственное, что он мог сказать по поводу увиденного. Однако это были всего лишь цветочки, ягодки ожидали его впереди. Бой Меша со Скиршаксом оказался совсем коротким. Гвардеец просто ничего не успел, а Кержак не успел увидеть и понять, что там произошло. Но вот противники стоят один против другого, а в следующее мгновение на месте стоит только Меш, а Скиршакс летит, вернее, уже падает на паркет арены метрах в пятнадцати от того места, где только что стоял. Однако, несмотря на мгновенный ужас, испытанный Кержаком при виде этого падения, ничего страшного с генералом не произошло. Упал, «отжался», как говорится, улыбнулся Мешу, поклонился и пошел одеваться.
«Как с гуся вода, а ведь его…» – Но мысль свою Игорь Иванович не додумал.
На арену вышли Катя и черноволосая красавица с нездешним именем Ё. Эта Ё была изысканно красива. Кержак просто не мог подобрать другого слова, чтобы определить, обозначить ее красоту и особую грацию. Но пока Ё медленно выходила к центру арены, Кержак увидел и другое. Она была смертельно опасна, эта молоденькая Ё. Опаснее всех бойцов, которых Игорь Иванович видел в своей жизни, опаснее всего, что он мог себе вообразить. Это был просто воплощенный ангел смерти какой-то, а не живая женщина. А вот отчего он так решил, как увидел в ней это, как разглядел, он объяснить, пожалуй, не смог бы. Просто увидел. Уловил как-то. Понял
А вот Катя была просто красива. Она была диво как хороша, и ее нагота была удивительно уместной, если так можно выразиться. А как сказать иначе? Как объяснить? Ее нагота не была ни вызывающей, ни вульгарной, но Катей хотелось любоваться, ее хотелось ласкать взглядом, хотя и не более того. Как это возможно? И ведь не было в ней, как в Ё, этой жуткой ауры смерти, жестокой холодной силы тонкого и изящного, но предназначенного для убийства стального клинка. Не было? Кержак оторопел, поняв, что на его глазах свершилась мгновенная метаморфоза, и последние шаги навстречу сопернице делала уже не милая и соблазнительная женщина, а… пантера? Барс? Тигр? Во всяком случае, кто-то в этом роде. Кто-то, кем, как барсом, например, можно, конечно, любоваться, но рядом с которым лучше не стоять. Особенно если зверь голоден.
«О чем я? – удивился Кержак, поймавший себя вдруг на том, что начал мыслить какими-то совершенно несвойственными ему, непривычными, но странно поэтичными категориями и образами. – О чем это я?»
А поединок, вернее то, что Кержак успел и смог увидеть, поединок и словами-то нормальными описать было невозможно. Так он и остался в памяти Кержака, как яркий, но невнятный образ. Ощущение осталось. Удивление. Восторг. Недоумение. Они летали, кажется. Может ли человек летать? Может ли женщина взлететь вверх на шесть или семь метров? Без напряжения, без подготовки, разбега… Без ничего. С места. Может? А ведь они вроде бы летали во всех плоскостях; стремительные и неуловимые для глаза, как стрелы, или правильнее, наверное, как пули, и в то же время легкие, как пушинки. Такое впечатление возникло. Какие-то удары, похожие на индийский танец рук, только очень быстрые, какие-то повороты, па, в общем, движения… Осталось впечатление чего-то томительно красивого, изящного до вычурности, чего-то такого. Но Кержак не сомневался, любой из этих ударов убил бы его на месте. Скиршакс, конечно, может быть, и выжил бы, а он – нет. Это он твердо понял.
А потом две сказочные девы-воительницы снова взлетели в невероятную высь и стремительно рухнули вниз. Кержак не успел рассмотреть, что и как там случилось, но Ё упала на спину, а Катя оказалась верхом на ней. Взметнулась Катина рука, обозначая какое-то не то колющее, не то рубящее движение – Игорь Иванович был уверен, таким ударом можно снести голову с плеч, как мечом или секирой, – и пальцы убивающей руки остановились, легко коснувшись белой кожи под подбородком поверженной навзничь Ё. Катя улыбнулась и что-то сказала. Ё ответила и тоже улыбнулась, и тогда Катя стремительно наклонилась и поцеловала женщину в губы.
«Они, случайно, не?..»
Кержак находился под впечатлением этого поединка весь «вечер». Это Йёю сказал ему, что теперь вечер, сам бы он не узнал, время на крейсере отсчитывалось не так, как на Земле. По его впечатлениям и часам, сейчас уже была глухая ночь, но спать он не хотел, оглушенный – да, но одновременно перевозбужденный сверх всякой меры. И предложение Йёю закончить разговор Кержак принял с облегчением. Оставаться одному в роскошной, но какой-то нежилой каюте – цветное стекло, металл, полированный камень – ему не хотелось. Однако «впечатление» жило в нем, никуда не уходя и не оставляя его, и во время разговора, и во время принятия «присяги», произошедшего отнюдь не в торжественной обстановке перед строем, а как-то буднично, по-дружески, «в тесном мужском кругу». И даже тайны империи, сухо изложенные ему герцогом Йёю, не произвели на Кержака того впечатления, которого они, по-видимому, заслуживали, потому что впечатление было сильнее. Его не заслонила даже Тата, пришедшая к Кержаку поздней ночью.
«Ну это ты загнул, приятель, – усмехнулся Кержак. – Тата кого хочешь заслонит!»
Он улыбнулся приятному воспоминанию и непроизвольно нашел Тату взглядом. Она вместе с Нетой Ноэр стояла метрах в десяти от него. Девушки ели мороженое.
«И куда только влезает?» – подумал он, привычно оглаживая взглядом сложную топографию тела Таты Кээр.
Его взгляд поймал мгновение, когда девушка внезапно среагировала на что-то, что происходило за его спиной, и Кержак стремительно обернулся, а его рука уже летела за спину, где под пиджаком за брючный ремень была заткнута девятимиллиметровая «беретта». Конечно, он не мог соперничать с Катиными мечами. Куда там! Но и он кое-что умел, а теперь и мог. Снова мог. Руку Кержак успел остановить, потому что все было штатно. Просто из ближайшего переулка выходили Катя и Вика, и они были не одни. Рядом с королевой мягко шагал огромный и, судя по всему, невероятно сильный мужчина, а рядом с Викой… У Кержака сжало сердце, потому что этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Такого молодого и здорового Федора Кузьмича Кержак застать не успел. Тот Суздальцев, которого знал он, был уже не таким. Впрочем, того Федора Кузьмича, которого он знал, больше не существовало. Он умер. Давно. Десять лет назад. Это Кержак понял сейчас вполне определенно. А этот высокий стройный мужчина был кем угодно, но только не Суздальцевым, хотя и Суздальцевым он был тоже.