Квест империя. Трилогия
Шрифт:
Из всех картин, которые украшали лестницу, он заинтересовался только двумя: неканоническим «Одиноким бдением» – «У меня определенно имеется склонность к анархии, – подумал он с удовольствием, – и вполне традиционным, но наполненным глубоким философским смыслом «Утренним поцелуем». Именно «Утренний поцелуй» вернул его к мыслям о принцессе Сцлафш. В принципе думать о ней предписывали правила паломничества, но Йёю сильно сомневался, что жрецы храма пришли бы в восторг, узнай они содержание его мыслей.
Йёю думал о том, что хотя история принцессы случилась еще в доимперский период, как минимум в двух отношениях ее образ сыграл выдающуюся роль в духовном и культурном созревании империи. Во-первых, думал Йёю, культ Чшарцша'ш
«Об этом стоило бы написать книгу, – решил Йёю. – Написать историю империи, как своеобразную трансформацию истории Сцлафш. Естественно, в метафорической форме, понятной тем, кто прошел путь постижения, и соответственно не способной, в силу сложной иносказательности, обратить мысли плебса к дурному».
А во-вторых, именно проблемы, порожденные двойственностью образа принцессы Сцлафш, стали толчком к разработке совершенно новых техник подготовки танцоров и игроков в Жизнь. Если бы не это, младшая Ё выглядела бы сейчас так же, как выглядят женщины-плебейки, занимающиеся спортом или служащие на флоте: мужеподобные существа с накачанными мускулами и полным отсутствием женственности. Увы, методы, используемые аристократией, слишком сложны, а значит, и дороги.
«Такова жизнь, – подумал Йёю с философским цинизмом. – За все приходится платить. За красоту, за ум, за право прожить длинную жизнь».
Они уже почти достигли вершины подъема, и Йёю понял вдруг, что старость уже заглядывает в его глаза. Нет, он не устал и даже не запыхался. Физически в свои сто сорок два года он был все еще крепок, но вот душевно… Он поймал себя на том, что вопреки твердому запрету, который он наложил на мысли об актуальном, подсознательно все время возвращается к среднему Ё, и место, где они оба оказались сейчас, играет в этом отнюдь не последнюю роль. Это была слабость. Йёю рассмотрел ее с честным вниманием и пришел к выводу, что, во-первых, следует возобновить ментальный тренинг, а, во-вторых, «бегая от солнца, станешь тенью». Нечего делать вид, что ты можешь не думать об этом, если ты все равно об этом думаешь.
Не раз и не два за эти семьдесят лет возвращался он к тому, что произошло тогда. Вернее, не произошло. А еще вернее, случилось так, как случилось.
Он не открыл секрета Ё никому. Даже старый император не знал, какое открытие совершил Йёю на его деньги и его именем. Обычно Йёю долго обдумывал, но быстро делал. Так было и на этот раз. Решение было принято, и Йёю стал искать уместный способ его реализации. Случай открыл перед ним «лазоревые врата», «удача заглянула ему в глаза», и «заря осветила путь». Впрочем, он и сам приложил некоторые усилия к тому, чтобы однажды агент 17–36, собиравший столичные сплетни, сообщил между прочим, что жемчужный господин Ё Чжоййю внял уговорам кавалерственной дамы Эй и согласился подняться на вершину холма Чшарцша'ш. Эй Благочестивая, известная столичная психопатка, но притом женщина влиятельная и неглупая, умевшая извлекать пользу и из своего религиозного фанатизма, и из своих истерических выходок, уговорила среднего Ё «сделать жест, достойный истинного аханского дворянина». Речь шла об обряде дефлорации шестой дочери княгини Яай Тчу, и княгиня – еще одна городская сумасшедшая – желала, чтобы это знаменательное в жизни каждой
Узнав о его согласии, Йёю понял, что сам Айн-Ши-Ча заглядывает ему через плечо. Лучшего места и времени для встречи и спокойной беседы и желать было нельзя. Храмы Чшарцша'ш могли рассматриваться, как лучшее место для интимной беседы, потому что они принципиально не прослушивались. Это во-первых, а, во-вторых, феномен присутствия в храме был интересен тем, что, по определению, находясь на виду у всех, ты всегда имел возможность уединиться с любым другим присутствующим, чаще все-таки с присутствующей, и никто не заметил бы этого, потому что просто не обратил бы внимания. Естественное не бросается в глаза, ведь так?
Йёю не стал смотреть на то, как лишается девственности будущая ректор Тхоланской Академии, таких сцен он видел в этом храме достаточно, чтобы знать – ничего интересного ни для Ё, ни для юной Тчу, ни для зрителей не будет. Рутина ортодоксального видения мира, и ничего более. Йёю провел немного времени сначала с одной малознакомой девушкой, пришедшей сюда в поисках приключений, а потом с другой, на этот раз хорошо ему знакомой – третьей женой его собственного отца – и наконец, улучив момент, перехватил Ё, спускавшегося в одиночестве от верхних бассейнов к нижним.
Ах, как славно они поговорили в тот день! Какая интересная, по-настоящему сложная и поучительная во всех смыслах беседа построилась во взаимодействии с Ё. Ё, которого Йёю до того лично почти не знал, оказался тонким и воспитанным собеседником, способным строить диалог сразу на двух уровнях, вплетая в него дивный орнамент третьего уровня – подтекста. Йёю даже стал сомневаться в собственных выводах, встретившись с замечательным примером истинно аханской образованности, но факты упрямая вещь, не так ли? И в конце концов, они пришли к некоторому взаимопониманию, которое должно было еще созреть, конечно, и наполниться содержанием, но уже теперь сулило обеим сторонам немалые выгоды.
Из храма Чщарцша'ш Йёю унес с собой два чувства, достойные быть запечатленными в самых секретных разделах его «архива»: чувство симпатии к Ё Чжоййю, кем бы ни был на самом деле этот человек; и чувство удачи, которую Щедрая Богиня «положила прямо в его кошелек». Увы, если первое из этих чувств могло еще длить свое существование хотя бы в сфере светлых воспоминаний, то второе… Через несколько дней из сводки обер-префекта империи Йёю узнал о трагической гибели его светлости среднего Ё и других находившихся на борту его яхты лиц.
Семьдесят лет после этого Йёю задавал себе вопрос, что это было? Он провел тщательное расследование. Он не жалел ни людей, ни денег, но в данном случае продвинулся ничуть не дальше, чем полиция и страховое общество, изучавшие, каждый по отдельности и со своей точки зрения, трагедию, случившуюся в небе далекой планеты. Йёю оставалось лишь признать, что или все было именно так, как утверждала полиция, или здесь имела место игра такого уровня, что даже он не мог сделать в ней своего собственного хода. Со временем Йёю стал все больше склоняться к первому варианту, но теперь, когда Ё неожиданно вернулся – через семь десятилетий! – он вынужден был пересмотреть свои прежние выводы. А вопрос, волновавший его тогда, теперь обрел новый смысл и новый контекст. Итак, что же произошло тогда, семьдесят лет назад?