Квинтэссенция Кью
Шрифт:
— Т-ты покрыт кровью... — Она замолкла на полуслове, тяжело дыша и хрипя от удушающего кашля. Черт побери, мне необходимо было доставить ее к доктору.
Видеть ее в таком состоянии было словно удар ниже пояса. Я нежно улыбнулся.
— Эсклава. Мы скоро уйдем отсюда. Я отомщу, и затем мы полетим домой.
Фредерик нахмурился.
— Что серьезно, Кью? Называешь ее рабыней в такой момент? — Его негодующий взгляд чертовски разозлил меня.
— Tu ne sais rien (прим. пер. Тебе не понять). — Я старался находиться в уравновешенном
Тесс пробормотал что-то бессвязное, и я провел кончиками пальцев по ее горячей от температуры щеке.
— Тесс, что мне сделать? Какая жертва подарит тебе исцеление? — Я прижался своей склоненной головой к ее. — Скажи, эсклава, и я сделаю это. Скажи мне, что заставит прекратиться твои кошмары и вновь вернет тебя ко мне.
На протяжении некоторого времени, она не отвечала. Затем ее глаза распахнулись, и голос задрожал от ярости.
— У них нет с-сердца. Я хочу убедиться так ли это на самом деле.
Фредерик напрягся всем телом.
— Кью... не воспринимай ее слова буквально.
Как можно сказать такую глупость. Естественно, я воспринял их буквально. Я мог представлять, как держу его безжалостно вырезанное сердце в своих руках, в то время пока главарь будет умирать.
Мои глаза сузились, когда Тесс вновь погрузилась в бессознательное состояние. Она выглядела так невинно, такой сломленной в своем забытье, но темная часть меня узнала темную часть ее.
«Насколько жестокой ты можешь быть? Насколько мы на самом деле похожи друг на друга?»
Ее единственная просьба сказала мне о Тесс больше, чем любой из вопросов, что я мог задать. Она хотела их сердца. Она желала получить неотъемлемую часть человеческого тела — единственный символ того, что олицетворял сострадание и любовь. Она желала, чтобы они были вырезаны из груди тех мужчин, что издевались над ней.
Бл*дь, с превеликим удовольствием.
Я выпрямился, мой рот наполнился слюной в ответ на желание воплотить ее просьбу в жизнь.
Фредерик отошел немного назад, качая головой.
— Кью. Не стоит. Просто положи этому конец и все. Она не вспомнит своих слов.
Я прорычал.
— Суть не в том, что она не вспомнит. Все дело в том, что она просила, и я пообещал. Я поклялся, что брошу трупы похитителей к ее ногам. И я собираюсь это сделать, бросив их к ее ногам по частям.
Обещание Тесс отдалась в моей голове: Сердце за сердце. Жизнь за жизнь. Быть вместе, пока смерть не остановит наши сердца.
Это было правильным. Это было честным. Пришло время принести ей сердце мужчины, который похитил ее, оставить прошлое позади.
— Уходи, Ру. Я не хочу, чтобы ты находился здесь. Уноси Тесс обратно в самолет и будь
— Ты не сможешь сбежать от воспоминаний, если совершишь это, Мерсер. Его смерти будет вполне достаточно.
— А что бы делал ты, если бы Анжелика попросила тебя отрезать член мужчине, который изнасиловал ее?
Он опустил свою голову, прежде чем ответить:
— Я бы отрезал его член и заставил сожрать его.
— Именно. Прощай, Фредерик.
Он развернулся, намереваясь уйти, и тогда я повысил голос, чтобы был слышен во всем помещении.
— Все уходите. Ждите нас в аэропорту.
Мужчины вытерли свои ножи о материал мешковины, который находился на конвейерной ленте, и беззвучно покинули комнату.
Фредерик покинул помещение вместе с Тесс в своих объятиях. Как только они ушли, я направился к Франко. Он держал в своей хватке главаря и насильника, оба были связаны и с кляпами во рту, смотря на меня с нескрываемой злостью.
Хватая главаря за плечо, я проговорил:
— Можешь делать все, что ты хочешь с ним. Но не приходи в противоположную часть завода. Я вернусь сам, когда закончу.
— Понял.
Мы разошлись в свои стороны, и главарь начал сопротивляться, когда я подтолкнул его к мрачной стороне помещения. Противоположная часть помещения находилась не далеко, но там царила тьма. Идеально.
Я толкнул его на конвейерную ленту.
Он развернулся лицом ко мне, с широко распахнутыми глазами, пытаясь сказать что-то с кляпом во рту.
Я сорвал скотч, приподнимая бровь.
— Есть что сказать напоследок, прежде чем я прирежу тебя?
Сплевывая материал мешковины, он прорычал:
— Так ты и есть тот господин, который не позволяет себе играть?
Моя ладонь сжалась сильнее вокруг рукоятки ножа; кровь и пот сделали его поверхность скользкой.
— Я мужчина, который может отличить плохое от хорошего.
Он рассмеялся.
— Нет, ты живешь в отрицании. Однажды ты увидишь правду. Но сейчас ты убиваешь тех, кто преклоняется перед своими желаниями. — Он подался веред всем телом, но я оттолкнул его назад.
Он улыбнулся.
— Это случится. Ты не можешь вечно игнорировать того, кто ты есть на самом деле. Однажды решение уже не будет зависеть от тебя, и когда это произойдет, наша деятельность будет единственным спасением для тебя.
Его слова, словно пули раз за разом попадали прямиком в мое сердце. Я не должен был позволять его словам влиять на меня, но позволил, потому что он был прав. Он сказал все верно, и именно поэтому я так отчаянно боролся.
Мысль о том, что предлагали эти места со сломленными, послушными женщинами соблазняли тьму внутри меня и заставляли мое тело изнывать от дрожи желания, но сейчас я был намного сильнее, чем когда-либо.
Тесс научила меня, что, возможно, я испытываю нужду причинять боль другим, но ее сила сдерживала меня.