Кыш и Двапортфеля: Повести
Шрифт:
— Алёша! Митя! — вдруг крикнула мама. Она с белым бидончиком шла за молоком и увидела нас с папой. — Куда вы едете? Стойте!
— Он вывихнул ногу! — обернувшись, сказал папа.
— Она скоро заживёт! Не бойся, мама! — крикнул я.
Мама побежала за нами следом. Тут машина остановилась около милицейского подъезда.
— В чём дело? Поехали! — зло сказал «Старик».
— Мы приехали! — ответил я. — Вы — «Старик» и Жека, которых разыскивают. Бежать не пытайтесь. У Гали есть «наган».
— Ах, вот оно что! — изумлённо воскликнул папа, а Кыш сипло тявкнул.
— Между прочим, если вы пойдёте в милицию сами и извинитесь, то вас оштрафуют — и всё. А если попытаетесь убежать, то не убежите. Правда, — продолжал я.
«Старик» и Жека переглянулись, посмотрели по сторонам, наверно, поняли, что с рюкзаками им действительно не скрыться, и «Старик» мрачно сказал:
— Ну, спасибо, Ласточка…
Тут к машине подбежала мама и, волнуясь, спросила:
— Что у тебя с ногой? Перелом?
— Всё в порядке! — Я вылез из машины и несколько раз подпрыгнул на месте, чтобы мама убедилась, что это действительно так. — Потом всё узнаешь!
— Вам, конечно, лучше явиться самим, — посоветовала девушка «Старику» и Жеке.
— Я тоже так думаю, — добавил папа, а мама смотрела на нас с большим недоумением.
Бежать задержанные не пытались и вышли из машины.
— Вы с нами не ходите, — попросил я папу, маму и девушку.
«Старик» и Жека первыми зашли в отделение. Мы с Кышем их сопровождали. В коридоре Жека обернулся и тихо сказал Кышу:
— Мерзкая скотина! Драная кошка!
Оскорблённый Кыш зарычал и взвизгнул. На этот звук из дежурной части вышел милиционер.
— В чём дело? — спросил он нас.
— Говорите. Так будет лучше, — шепнул я «Старику».
— Вот… Мы пришли сами… с повинной, — сказал Жека, а «Старик» уныло опустил голову.
— А кто вы такие? — спросил дежурный, когда мы зашли в дежурку, и, присмотревшись к парням, сам же ответил: — Узнаю! Узнаю! Узнаю! Господа браконьеры? — Он достал из ящика фотокарточки.
— Они самые, — угрюмо признался «Старик».
— Правильно сделали, что явились сами, — сказал дежурный.
После его слов мы с Кышем незаметно вышли из дежурки.
ГЛАВА 78
Выйдя на улицу, я не увидел ни машины, ни девушки, которая, в общем-то, была главной при аресте браконьеров. Зато папу и маму окружили, наверно, уже знавшие обо всём Сева, Симка и Вера. Папа им что-то рассказывал и похоже на Кыша лаял:
— Ряв! Ррряв! Ав!
— Привет! — сказал я ребятам, и они сразу начали ко мне приставать с вопросами:
— Как ты их? Как ты их?
— Ну как? — сказал я. — Увидел, привёз в милицию. И папа, конечно, мне помог. На пляже подробней поговорим. Я ещё не завтракал.
— Да-а! Загадочный ты человек! — сказал Сева, а Симка протянул мне бинокль.
— На вот… Но только на несколько дней.
— Не бойся. Не зажилю, — пообещал я. И мы с мамой пошли завтракать, а папа сел в такси, чтобы не ходить по улицам в полосатой пижаме.
ГЛАВА 79
На следующий день после полдника за нами зашёл папа и пригласил на концерт художественной самодеятельности.
— Артисты будут прекрасные, — сказал он.
Корней Викентич усадил Анфису Николаевну, маму и меня в первом ряду и спросил:
— А где же прелестный Кыш?
— Кыш в концертах ничего не понимает, — сказал я. — Он иногда лает на музыку и может испугать артистов. Мы его дома оставили.
Неподалёку от нас сидели Сева, Симка и Вера. Ведь их отцы водили автобусы «Кипариса».
Эстраду, похожую на раковину, вдруг осветили прожектора. Уже темнело, и в снопах света, как зимой под фонарями снежинки, заплясали белые ночные бабочки.
Стало тихо. На сцену под аплодисменты вышел отдыхающий с орлиным носом и золотыми зубами, которого я видел в столовой и на пляже.
— Дорогие товарищи! Друзья! Дорогие сестры и доктора! Дорогие снабженцы и повара! — весело сказал он, и в этот момент из-за перегородки, жмурясь от света, показался… Федя. Он вынул из кармана бумажку и кашлянул в микрофон. — Па-аз-вольте! Па-азвольте! — Конферансье хотел отобрать микрофон у Феди, но Федя под руку отвёл его в сторонку и что-то сказал на ухо. — Вступительное слово на важную тему имеет директор одного из строящихся стадионов Заполярья товарищ Фёдор Ешкин! — объявил конферансье, поглаживая руку, за которую его немного подержал Федя, и все засмеялись.
— Товарищи! В настоящий момент вы, можно сказать, родная для меня семья, которую активно ремонтирует замечательный персонал во главе с Корнеем Викентичем! Товарищи! — продолжал Федя. — Вот я написал открытое письмо в «Курортную газету» и для начала зачитаю его вам.
«Дорогие товарищи!
Я непростительно и по-варварски вёл себя по отношению к культурным ценностям, как-то: к фигуре Геракла, декоративной вазе и садовой скамейке. Я гравировал на них признания в любви к Крыму, которые оказались расписками в моей темноте и невежестве. Я открыто признаюсь в этом через вашу газету как человек, желающий, чтобы таких поступков никто больше не повторял. Хватит портить природу Крыма! Я даю обязательство в короткий срок реставрировать фигуру Геракла, вазу и скамейку. Я благодарю замечательных соседей по палате, товарищей В. и С., а также его сына Алёшку за помощь в деле понимания моего поведения и за моральную поддержку в трудную минуту жизни.
Извините, что отнял время.
Феде никто не хлопал. Конферансье проводил его за перегородку. Лица у всех отдыхающих были серьёзные. По рядам пронёсся шепоток.
— Товарищи! Кто за то, чтобы превратить наш концерт в собрание, прошу поднять руки! — сказал конферансье. Я обернулся, но поднятых рук не увидел. — Кто за то, чтобы начать концерт?.. Единогласно! «В лесу прифронтовом». Вальс. Исполняет и аккомпанирует Георгий Гусаров. Петрозаводск. Слесарь.
Пока Гусаров настраивал гитару, Корней Викентич громко сказал: