Л 5

Малыгин Владимир

А тут и мы двумя полками ещё раз, но уже под прикрытием истребителей пролетели над Парижем. И даже в столичном небе умудрились довольно-таки успешно отбить все атаки недобитой французской авиации — бомбить Лувр или Елисейские поля приказа пока не было, но хоть обломками их же собственных аппаратов улицы засыпали. Свои истребители, правда, тоже не все уберегли, от досадных потерь никто не застрахован. И от весьма обидных, а оттого казавшихся бестолковыми и глупыми, человеческих слабостей. Так-то истребители должны были защищать нас от атак сверху, держаться выше, но… Кто-то из них слишком уж увлекался боем и в пылу схватки забывал о необходимости держаться на заданной высоте, снижался,

отрывался от строя и… Всё… Лётчик тут же оказывался под перекрёстным огнём чужих пулемётов, а то и под своим собственным, очень уж тесно было на этот раз в воздухе, и погибал, падая вместе с горящими обломками разбитого самолёта на тесные городские улицы. Или выпрыгивал с парашютом, если ему каким-то чудом удавалось остаться в живых после столь плотного свинцового огня.

Мы же ни одной тяжёлой машины так и не потеряли. Пробоины у нас были, не без этого, но лёгкое бронирование выручило и на этот раз. Так что все машины вернулись на аэродром.

А ещё через несколько дней Франция вышла из войны и запросила перемирия. Получается, не зря мы над столицей летали, бензин жгли и товарищей теряли…

За Францией наступила очередь Англии. И вот тут поступил приказ не церемониться.

Загрузились полностью и вывалили из бомболюков всё привезённое сначала на Королевские верфи Лондона, Вулвич и Чатем. Дальше посыпались телеграммы одна за другой с целеуказаниями. Не успевали отдохнуть после вылета, как уже следовал приказ вновь уходить в небо. За Лондоном последовали Портсмут и Портленд, добрались мы и до Плимута, где я с особым удовлетворением отбомбился по тому самому аэродрому, самолёты которого не так давно доставили мне столько неприятностей. Да, все же в первую очередь мы выводили из строя аэродромы и только потом бомбили арсеналы и порты с кораблями. Так что за перебитую голень мистера Конолли я рассчитался полностью…

Если в первые дни авиация противника ещё пыталась оказать какое-то сопротивление, то уже в последующие этой авиации просто не было. Смахнули мы английские самолёты с неба вместе с производившими их предприятиями. А вот противовоздушная оборона побережья у англичан оказалась на высоте. И доставалось нам от зенитного огня по полной…

Флот Эссена остановился у восточного побережья Объединённого Королевства и полностью заблокировал устье Темзы. Действуя совместно с немецкими кораблями, взяли под плотный контроль всё южное и восточное побережье острова вместе с проливами. Ну, почти под плотный. Всё-таки сил у объединённого флота маловато для полной морской блокады Королевства, есть ещё и север, и запад, да и распылять силы адмиралы не захотели. И нам сразу стало значительно легче.

Опять же по данным разведки к Ла-Маншу вот-вот должны были подойти остатки Средиземноморской эскадры… Встречать которую направился германский подводный флот.

До Лондона можно было рукой дотянуться, один шаг оставался, но…

Пришёл приказ возвращаться домой. И адмирал Эссен, скрепя сердце, это я точно знаю, уверен, был вынужден развернуть эскадру в обратную сторону. Мы пока оставались в Маастрихте, но тоже сидели на земле, небо нам приказом сверху полностью прикрыли…

Самое большое удивление вызвало даже не временное и понятное после всего увиденного, как нам казалось, затишье, а то, что буквально на следующий же день после приказа сидеть тихо, было возвращение сбитых в английском и французском небе наших пилотов истребителей. Лётчики вернулись почти в целостности и сохранности, насколько это было возможно. И кое-кого французские власти умудрились даже в новую форму одеть, правда, без знаков различия.

И ещё через неделю мне лично в руки доставили приказ Ставки, подписанный

лично Командующим. Расписался в получении, отпустил курьера и вскрыл пакет. Прочитал короткий текст приказа. Выматерился… Про себя, само собой, и пошёл отдавать распоряжение готовиться к возвращению в Псков. Через Кёнигсберг.

Домой — это не на войну, собрались в один миг и уже через день покинули гостеприимный аэродром Маастрихта. И уже через двое суток были дома.

Только там и узнали, почему отозвали флот и авиацию. Теперь у нас со всеми мир, дружба и жвачка, гори они все синим пламенем. Эскадра Эссена через Кильский канал вернулась в Ревель, немецкие корабли и подводные лодки ушли в свои порты…

А мы после возвращения домой… Нет, не наслаждались законным отдыхом, а вкалывали, словно черти. Работы хватало. За время нашего отсутствия аэродромная служба совсем расслабилась — стоянки самолётов по пояс заросли травой. Воистину, кому война, а кому и… Пришлось “махнуть шашкой”, в хлам переругаться с аэродромным начальством и навести порядок. Что больше всего вывело из себя, так это тот факт, что за прошедший месяц с небольшим местные мастерские даже не удосужились вышедшие из строя “Муромцы” отремонтировать! Те так и стояли по крылья в траве на заросших стоянках со снятыми моторами…

Недолго, правда, я “шашкой махал”… Как только остыл, так плюнул на всё и накатал докладную в столицу — пусть там разбираются. Нечего нервы тратить. А ещё через несколько дней пришёл приказ оставить часть на заместителя и срочно прибыть в столицу железной дорогой. Приказ пришёл почему-то из канцелярии ведомства Батюшина, под которым с удивлением увидел подпись Государя. Чудны дела твои, Господи.

Именно по этой причине первой мыслью после прочтения приказа было: “Неужели отставка? Хорошо бы. Навоевался по уши. А на гражданке у меня столько дел…“

Выписал командировочное предписание, передал дела и поехал домой собираться. По дороге в очередной раз обдумал странный вызов с не менее странной резолюцией императора и… Решил взять с собой Лизу. Не смог удержаться. Мало ли… Тем более, если я прав в своих догадках о предполагаемой причине вызова. Наверняка ведь в очередной раз Батюшину по какой-то надобности потребовался. Точно куда-нибудь лететь предложит! Или прикажет, что будет вернее. Особенно, если вспомнить, чья резолюция была на бумаге.

Никуда я поэтому без Лизы не поеду… Да и вряд ли моя супруга осталась бы в городе, если бы узнала, куда именно я уезжаю. Так что в купе первого класса ночного Варшавского экспресса мы садились вдвоём с минимумом багажа. Не успели, к счастью, обрасти чемоданами с имуществом. И уже днём были в столице.

Устроились в гостинице, в Астории. Лиза осталась в номере, а я поспешил с докладом о прибытии. Спешил ещё и потому, что очень уж хотелось поскорее узнать настоящие причины вызова в столицу. В подвешенном состоянии неведения не хочется находиться.

Ожидания мои оправдались и одним докладом я не отделался. Стоило только появиться в канцелярии, как меня сразу же препроводили в приёмную Батюшина. Сейчас всё узнаю — и почему под приказом красуется подпись Государя, и каковы планы начальства в отношении моей персоны…

— Присаживайтесь, Сергей Викторович, — задал неформальный тон разговора Батюшин сразу же после обмена приветствиями. — Как вам нынешняя кампания?

— Вызвала несколько противоречивые чувства, — после такого моего ответа брови Батюшина обозначили едва заметное движение вверх в вопросительном изгибе, и я тут же пояснил свои слова. — Слишком легко всё прошло для нас. Словно на прогулку вышли. И, опять же, слишком неожиданно эта кампания закончилась. Словно с полдороги вернулись…