L’antica fiamma

Ершов Анатолий

«Здравствуй, фиванский философ, поэт…»

Здравствуй, фиванский философ, поэт, астроном.В доме твоём через краткие двадцать вековChaire [5] , говорю, улыбаюсь, сижу за столом,Слушаю, думаю: словно по розе ветров,Знания греков летели, как семя маслин,В дикие земли, где разум был в прах угнетёнСтрахом природы. Но сущее – разум, а с нимКульт возникал, покорял, и, божественный, онРим, и Виз'aнтий, и мир захватил, осветив.Призрачный жёрнов столетий народы растёр,Царства, богов, языки, словно зёрна олив.Греческий отжим был первым. Латинский terror [6] Скрылся от солнца Эллады в потёмках

души.Гордость, свобода, бесстрашие: я гражданинМира и разума! Руды подняв, иссушивСмрадные хляби, я – сердце цветущих долин.Отжим четвёртый мы видим в отчизне своей.Сладок и горек, но горечь, пожалуй, сильней.

5

Chaire (франц.) радуйся. Повседневное приветствие древних греков.

6

terror (лат.) ужас, страх.

«Только имени звук Анаит…»

Только имени звук Анаит.Что же сердце тоскует и ноет?Не откроет, смущённо таитНе своё, не чужое, иное.А душа, пуританка на вид,К несвободе привыкшая с детства,Повторяет себе: АнаитИ не знает, куда бы ей деться.

«Собрать рассеянных по миру…»

Собрать рассеянных по миру, —Забрать у мира редкий ум,И третий храм создать раввину,Не подражая прежним двум.Шатёр не будет ни кедровый,Ни каменный, но шель заав [7] , —Ракетный, радужный, бескровный.Он щит, угрозу опознав.Храм, не опущенный на Купол(Скала [8] и есть великий ам [9] ),Необозримый, словно Гугл,и бесподобный, вечный храм.

7

Шель заав (иврит) золотой.

8

Купол, Скала – скала в Иерусалиме, основание мира, по убеждениям иудеев, место, где стояли два храма израильтян и куда Б-г опустит третий храм.

9

Ам (иврит) народ.

«Вы не ждите, что скоро я буду…»

Вы не ждите, что скоро я будуСокрушённым и жалким, не факт.Ум с достоинством светит покуда,Как высочество носит фрак.Ум, как ни был бы долго беременвольнодумством, не просит: держись.Ум изменчив и несвоевремен,Он растратил испуганно жизнь.Отвратительны или прекрасныБытования беглые дни, —Горе, радость и слёзы, гримасыИ слова из любой трепотни.Утомительны, глупо отважны,Плотоядны земные дела.Ради них мне природа однаждыВ ноосфере сказаться дала?!Неприглядно, чтоб кто-нибудь виделИзведённую жалкую плоть.…В старом парке измученный дятелпотаённо исчез. Исполать.

«Не сказано – не значит, что забыто…»

Не сказано – не значит, что забыто.Не сказанное – несказ'aнно.Когда сокровище зарыто,То сыск ума идёт азартно.Найти не сможет и извлечь.Но будет час, когда очнётся речь,Придя в себя от шока отчужденья,Сырая от тумана заблужденья,Она прервёт с глаголом страстной суетыОбет молчания на тему «я и ты».

«Она, с поникшими плечами…»

…И над безмолвным увяданьеммне как-то совестно роптать.А. Фет «Георгины»

Она,

с поникшими плечамиБыла отчаянье и гнев.Глаза неправду уличали,Слова, от страха побелев,Неслись к обыденной печалиЧерез угрозы, слёзы, блеф.…Душа с пожизненною даньюмолчать велела мне опять. —При раздражённом увяданьемне как-то совестно роптать.

«Нет-нет, покорно доживать…»

Нет-нет, покорно доживатьСедьмой десяток я не стану.Жиреть и всё-таки жевать?Жалеть себя за то, что тайнуВсеобщей жажды бытияЗа суетой я не расслышал?Желать? Всего! Хотел бы я,Всех обладаний свыше,Сжимать с уверенностью смелой —Дающую любовь ладонь.О да, негаснущий огоньЛюбви, сознания, вселенной!

«Военный фильм со скорбью и печалью…»

Военный фильм со скорбью и печальюХудожник, как поэму, написал.В ней пепелища с русскими печами,Как души умерших, взывают к небесам.Вопит молодка, к лесу убегая.Молчит бесслёзно старая вдова.Не думайте: не наша боль, другая,Не наши горе, слёзы и слова.Но этой ночью отчего ты плакал?Ты девушку бежавшую не спас.Двуногий зверь о двух умелых лапахВеками нарождается у нас.Ему война как матушка родная.Грабёж отец? А может быть, разбой?О нём тоскует женщина: одна я.Жестокий, кровожадный, но родной.И душегубы, хищники азартноМеняют, как напёрстки на столе,Тюрьму сегодня на свободу завтра,На деньги жизнь, а смерть на пистолет.

«Меня переживёт и эта чашка…»

Меня переживёт и эта чашка!Да, если чашку я не разобью.А как же будет ей без кофе тяжко. —Я крепкий Carte Noir люблю.Должно быть, затуманится, бедняжка,Что верную уже не пригублю?Кто в будущем и чем её наполнит?Заглянет ли задумчиво на дно?И что она доверчиво напомнитС горячей укоризной заодно?Простое слово, точно полотно,Спасибо ей напившийся промолвит?

«Я ценю твою привязанность…»

Я ценю твою привязанность,Многоликий ноутбук,Терпеливость, недосказанностьИ отзывчивость наук.Хорошо, когда приветливоТы напомнишь то и сё.Сайты, ссылки: белкой с веткою —Крутишь солнца колесо.Вещи, если мы их выбрали,Привыкают нас любить,И в разлуке стонут выпями,И не могут нас забыть.Вещи скромницы, но гаджетыКак ревнивая жена. —То в глазах её: и гад же ты!То дрожит, как зверь, она.Вещи намертво прилепятся,Дом ли, женщину смени.И, казалось бы, нелепица, —Вещи преданней семьи.Непременные, усердные,Соприродные почти…Так положим ближе к сердцу мыВсё видавшие очки.

Меценат

Жил-был кардинал Оттобони.Он церкви бесстрастно служил,Но с пылом играл на гобоеИ новый талант сторожил.Скарлатти, Корелли, МарчеллоИграли о «жизнь коротка»,Чтоб музыки пламя согрелоПалаццо и ночь старика.И кресло, и жизнь кардиналаНа гребне клавирной волныКачались, как воды канала,Дробили ночные огни.И воск, утомившись, не капал.Камин догорал и остылПрекрасного пепел и пыл.…А что Оттобони стал папой,Так папою кто же не был?!