Л?ю?б?л?ю?. Гублю
Шрифт:
Вдруг в повисшей ваккумной тишине снова зазвучал голос Колесникова, а затем новый гулкий выстрел, эхом пронесшийся по пустому коридору.
21
Взору Маши, которую подхватил Горин, открылась страшная картина: после оглушительного выстрела на полу лежал Мороз, придавленный старшим братом, по спине которого не ровным пятном растекалась алая кровь.
Маша схватилась за горло и надрывно закричала, а Колесников, на некоторое время скрывшийся, вдруг снова появился в дверях. Сейчас бизнесмен казался абсолютно безумным: всклокоченные волосы, налитые кровью
— Там внизу маски шоу, сука. Поэтому это тебе, за то, что слово не держишь, — он поднял пистолет и выстрелил во второй раз, теперь прямо в грудь Горина.
Губернатор упал не сразу. Его взгляд стал расфокусированным, а рот немного приоткрылся. Всё вокруг словно остановилось и замерло, оставив только звук бешено стучащего Машиного сердца.
Сначала ей даже показалось, что пуля попала ей в грудь. Иначе откуда эта резкая боль в области сердца? Упав на колени, Александр неловко завалился на бок, и не в состоянии что либо соображать, Казанцева села рядом и надрывно закричала до хрипа, раздирающего легкие.
Она не слышала шумных выстрелов на улице и не видела окруживших её людей у масках. Звуки сирен, крики и гадкий металлический запах растекающейся по полу крови — все смешалось в одну кучу.
Маша сидела на коленях между трех лежащих мужчин и боялась пошевелиться, как будто от любого резкого движения хриплое дыхание рядом сразу остановится, и кто-то из них умрет.
Снующие вокруг люди в халатах что-то говорили, но оглушенная девушка ничего не понимала. Неизвестно сколько прошло времени, но Маше казалось, что целая вечность.
— Состояние шока, — констатировал один из врачей, и подняв Казанцеву, повел её к выходу.
Словно выплыв из толщи воды, Маша оглянулась, рассеянно мазнув взглядом по пустому коридору. Оказывается, она уже давно сидела одна, а на полу больше не было братьев Морозовых и Горина. Вдруг это всё галлюцинация или продолжение того страшного сна? Тут расфокусированный взгляд остановился на двух лужах алой крови, которые вдруг оживили картинку, заставив тело девушки затрястись в коматозе.
— Они живы? — хрипло спросила она скорее саму себя, чем доктора, но он не ответил, покачав головой и дал знак одному из амбалов в маске поднять оседающую Магу на руки.
— Сейчас будет обморок. Держите её.
Сильные мужские руки похватили Казанцеву и понесли к выходу. Она практически не почувствовала, как у одной из карет скорой помощи ей сделали какой-то укол. Еще пара мгновений на руках усиловика, державшего её как пушинку, и Маша отключилась.
* * *
Медленно открыв глаза, Казанцева осмотелась. Снова палата, только теперь больничная одиночка, утопающая в полумраке. Тумбочка, стул, раковина и тревожная красная кнопка.
Попытавшись приподняться, сморщилась от боли и невольно бросила взгляд на руки и грудь. Нет, не ранена. Только катетер, приклееный пластырем
За окном, прикрытым вертикальными жалюзями, была ночь. Решив позвать кого-нибудь, она приподнялась, но уже через мгновение передумала и снова обессиленно опустилась на подушки, облизав пересохшие губы. Хотелось пить и все тело казалось ватным, из-за чего плохо слушалось. Наверняка после лошадиной дозы успокоительного — рассеянно подумала она и закрыла глаза, пытаясь собрать спутанные транквилизаторами мысли, но они словно играя, то идело убегали, мешая построить в голове хотя бы мало-мальски логичную цепочку.
Маша не знала, сколько провела в этом туманном состоянии, но когда сознание стало постепенно возвращаться — за окном уже светлело.
Когда палату осветили солнечные лучи, дверь открылась и внутрь тихонько вошли мать и тетка. Увидев, что Маша не спит, они обе смахнули слезы и натянув вымученные улыбки, присели рядом.
— Дочка. Как же мы испугались, — всхлипнула Галина Ивановна, но дочь сразу перебила её:
— Они живы?
В палате воцарилось молчание. Было одновременно страшно и больно слушать звук тишины, после которой наверняка будет ответ. Но Казанцева больше всего на свете хотела слышать правду, какой бы она не была. Поэтому в упор смотрела на родных женщин, как будто принуждая их прервать паузу.
— Дочка, ты еще совсем слаба, — начала было мать, но тётка оборвала её:
— Роман в порядке. Его брат мёртв.
Маша хотела вздохнуть с облегчением, но грудь снова обожгла резкая боль, мешающая дышать:
— А Горин?
— Он в коме. Полночи длилась операция. Куча врачей прибыла из столицы. Консилиум собрали. Решают, что делать. Но там куча охраны. Дочка его и жена прилетели.
Так вот почему внутри всё горит огнем… Пока она спала, за его жизнь боролись… А она даже помолиться не могла, пребывая в беспамятстве от успокоительных.
Вдруг внутри, в запутанном неделями сознании выстроилась четкая картинка: если он умрет, то погибнет и Маша.
Ничем и никем нельзя вытравить эту любовь. Можно было и не пытаться.
Неловко поднявшись с койки, Маша потянулась к больничным тапочкам и оправила на коленках казенную сорочку.
— Ты куда? Я не позволю! — запричитала мать, — он не жилец. Строй свою жизнь с Романом. Это шанс всё забыть!
— Идите к чёрту, — прошипела Маша и вырвала свою руку из крепкой материнской хватки, направившись к выходу.
— Ты дура! Предашь такого хорошего парня, ради ублюдка, который теперь еще и почти в могиле? Пожалей себя! — заорала мать, заламывая руки.
— Себя пожалей! Я его люблю. И дело не в том, что Роман лучше. Я и без вас в курсе этого. Но люблю я мудака Горина. И если он почти покойник, то я тоже.
Она раскрыла дверь и медленно побрела по коридору, прислушиваясь только к биению своего сердца, которое отчаянно рвалось из груди. Теперь сомнений совсем не было. Внутри был только Горин.