«Л» – значит люди (Сборник)
Шрифт:
– Не бойся, дружок, с рукой все будет в порядке. Мы ее вернем на место. Только впредь поосторожнее с инструментами…
И добавил, отвернувшись в сторону:
– Сестра! Кубик анальгетика… и антибиотик. Лучше октамицин, полмиллиона единиц.
Я засмеялся. Боль не стала меньше, она по-прежнему жевала руку раскаленными тупыми клыками. Но я смеялся, уворачиваясь от маски с дурманящим наркозным запахом. И все шептал, шептал, шептал:
– Антибиотик… антибиотик… антибиотик…
Почти
За толстым холодным стеклом умирала зима. Влажные бесформенные снежинки падали на черную землю клумб, на мокро отблескивающий в свете фонарей асфальт, на торопливые фигурки прохожих. Вдали, за частоколом сосен, белыми гребнями рябило море. На Балтике штормило третий день.
Краем глаза я видел мужчину, сидящего метрах в пяти. Уж слишком старательно он пытался не смотреть на меня…
Когда-то я не любил таких, как он, – нерешительных и настойчивых одновременно. Их появление означало неизбежные просьбы и не менее неизбежный отказ. Но сейчас предстоящий разговор не вызывал никаких эмоций. У мужчины могла быть тысяча причин искать встречи со мной. А у меня – лишь одна причина находиться в зале ожидания регионального генетического центра.
Зал был большим – горькая предусмотрительность строителей. Но обилие модных скульптур из цветного стекла, тропических растений, тянущихся от пола до прозрачного потолка, огромных аквариумов с яркими рыбками делало его почти уютным. Тихая музыка заглушала голоса, неяркий свет смазывал лица. Здесь не принято говорить громко, здесь не принято узнавать знакомых. Тут не плачут от горя и не смеются от радости. Здесь просто ждут.
– Ваш талон, пожалуйста. – Девушка в зеленой форме подошла к моему креслу.
Я протянул ей маленький белый прямоугольник. Никаких имен, лишь десятизначный номер и фотография.
– Ваш результат. – В мою ладонь лег запечатанный конверт с тем же номером, что на талоне. – Удачи вам.
Я кивнул. Слова девушки – формальность, заученная формула вежливости. Но как она мне нужна сейчас, удача… Хотя бы чуть-чуть удачи. Маленький зеленый штампик на листе гербовой бумаги в конверте.
– Спасибо, – вполголоса сказал я. – Спасибо…
И надорвал плотный конверт – осторожно, по самому краю, как делали до меня миллионы, сотни миллионов людей.
Лист был слишком большим для тех нескольких строчек, которые отпечатал на нем сегодня утром диагностический компьютер. Да и немудрено – в толще бумаги запрессовывались пленочные микросхемы, которые надежнее всех печатей и водяных знаков предотвращали подделку.
Михаил Кобрин, 18 лет.
Соматически здоров. Экспериментальная мутация на эмбриональной стадии типа ОЛ-63 с положительными результатами. Генотип – 81 % чистых, 19 % слабонегативных. Желтый штамп.
Екатерина Новикова, 16 лет.
Соматически здорова.
Генотип – 67 % чистых, 32 % слабонегативных, 1 % средненегативный. Желтый штамп.
Взаимная генетическая совместимость:
Совпадение рецессивных негативных генов по типу ЦМ-713.
Абсолютные противопоказания.
Возможность оперативной терапии – 0 %.
Красный штамп.
Он стоял ниже – этот самый красный штамп с надписью: «Запрет. Генетический контроль».
Я сжимал в руках свой приговор, словно собирался разорвать его или скомкать и кинуть кому-нибудь в лицо. Например, мужчине, который подходил ко мне с напряженной, сочувственной полуулыбкой…
– Красный штамп, Миша?
Я не кинул в него заключением генетиков. Я беспомощно кивнул. И тут же, проклиная себя за эту беспомощность и желание разреветься, сказал:
– А вам-то какое дело? Кто вы такой?
– Тот, кто может помочь. – Он присел на корточки передо мной, сгорбившимся в мягком низком кресле. – Зови меня Эдгар.
– Мне нельзя помочь, – сказал я с прорывающейся яростью. – Я люблю девушку, с которой генетически несовместим. У нас никогда не будет детей.
– И тебя это не устраивает?
– Шел бы ты подальше… – процедил я. Прозвучало довольно жалко, и Эдгара это предложение не смутило.
– Я действительно могу помочь.
Напряжение в голосе исчезло. Спокойный тон. Холеное, гладко выбритое лицо. Светлые волосы коротко подстрижены по последней моде. Строгий серый костюм того делового стиля, что не менялся, наверное, с двадцатого века. Узкий галстук в тон рубашке.
Против воли я почувствовал, что начинаю ему верить. Конечно, его дружелюбие не бескорыстно… Но красный штамп заставляет цепляться за любую соломинку.
– Что вы можете сделать? Здесь написано, что операция невозможна.
Эдгар пожал плечами. И предложил:
– Может быть, поедем ко мне домой? Это недалеко, а у меня машина. Ты не против?
Я кивнул. Конечно же, не против.
Он жил в небольшом коттедже на берегу моря. К дому вела узкая бетонная дорога, сооруженная явно для одного. Что ж, высокий статус Эдгара ощущался с первого взгляда. В то же время рядом с домом не оказалось ни ангара, ни взлетной площадки для флаера. Похоже, Эдгар был из нелюдимых домоседов…
Однако сейчас я видел перед собой гостеприимного хозяина. Он поинтересовался, что я предпочитаю: чай, кофе или пунш. Усадил в удобное, явно любимое кресло возле камина, извинился и исчез на кухне. Через несколько минут вернулся с подносом, где, кроме дымящегося кофе, стояли миниатюрные бутылочки с коньяком и бальзамом. Осторожно отмеряя ложечку бальзама, я заметил, как Эдгар плеснул в свой кофе коньяку. Гораздо больше, чем необходимо для приятного вкуса. Волнуется? Пускай. Я ведь тоже на взводе, хотя и понимаю, что надежд на Эдгара мало. Мне может помочь лишь чудо.