«Л» – значит люди (Сборник)
Шрифт:
Фугу в мундире
Этот рассказ впервые вышел в свет случайно. Он в общем-то и не предназначался для публикации, был просто маленькой шутливой историей, брошенной в компьютерную сеть ФИДО. Но раз уж рассказ пробился на печатные страницы – наверное, он имеет право на существование. Пробивная сила текста тоже заслуживает уважения.
Восточная баллада о доблестном менте
Дошло до меня, терпеливый читатель, хоть и не сразу, что не слыхал
А история эта, достойная записи шилом на спине неверного, давно тревожила мою душу.
Однажды темной ночью, когда благонадежные граждане халифата принесли хвалу эмиру и опустились почивать со своими женами, доблестный мент Акбардин обходил светлые улицы, не пренебрегая, однако, и темными. Был он хорош собой – крепок, кривоног, и глаз его правый был зорок.
Заглянув за лавку Буут-аль Назара, достославного торговца заморскими притираниями, отважный Акбардин почувствовал чье-то мерзкое дыхание. Свершив свое дело – ибо долго бродил он по светлым улицам, не пренебрегая и темными, Акбардин пошел на запах.
И открылось мне, что увидел он грязного панка, спавшего в картонной коробке из-под заморских притираний. Был это панк из панков, с мерзким лицом, ужасной фигурой и велосипедным звонком в правом ухе. А запах его устрашил бы и более отважного, чем Акбардин, не страдай он в тот день от насморка.
– Вставай, грязный панк, неугодный эмиру! – воскликнул Акбардин. – Ибо я, мент от рождения, Акбардин, сын Аладдина, отведу тебя в позорное узилище.
Грязный панк проснулся и закричал:
– Кто ты, смеющий посягать на мой сон? Ибо я ужасен, проснувшись с похмелья!
Но Акбардин достал свою дубинку, и панк, упав на колени, взмолился:
– О, не бей меня холодной резиной, Акбардин, сын Аладдина! Я не просто панк, я панк из панков! Я открою тебе великие тайны и приведу к несметным сокровищам! Только не бей меня по почкам, а также по тем местам, которые подсказывает тебе богатая фантазия!
– Что ты можешь мне дать, грязнейший из грязнейших? – поразился Акбардин. – Крепка моя хижина, и каждый день я имею хлеб с молоком, а по пятницам – да святится имя эмира! – большую рыбу в маленькой железной баночке.
– О, я дам тебе могущество самого эмира! – воскликнул панк. – И знай же, что я бы и сам получил его – но мне в лом. У тебя будет столько жен, сколько дозволено, и столько наложниц, сколько захочешь, и столько вкусной рыбы, залитой соусом из помидоров, что она не полезет в твои уста!
– Говори же, если есть тебе что сказать, – повелел Акбардин.
И грязный панк – да забудется всеми его имя: Киндерсюрпризбек, рассказал:
– Знай же, мудрейший из ментов и ментовейший из мудрейших, что происхожу я из славного рода Киндерсюрпризбеков, да не оскудеет он. И был я славным ребенком и добрым юношей, пока судьба не покарала меня за многочисленные грехи. И, решив, что все мне дозволено, отправился я в путешествие. И шел долго, ибо был пьян. И дошел. И…
– И?.. – воскликнул Акбардин.
– И! – развел руками грязнейший из панков.
– Так
И они вскочили на мотоцикл мента, причем Акбардин сел впереди, а презреннейший из панков, да забудется всеми его имя – Киндерсюрпризбек, сзади. И набегающий воздух обдувал Акбардина, и дыхание его было легко. А протертые шины скрипели на поворотах, и скрип тот был ужасен.
И надо сказать, о читатель, что в дни те съехались в достославный халифат многочисленные эмиры и короли. Обсуждали они великие дела – как менять медь на серебро и как пятью хлебами накормить всех желающих. А также съехалась многочисленная челядь, и челядь челяди, и прихлебатели, и подпеватели – среди коих и был ваш покорный слуга.
И многие менты великого халифата охраняли покой их. Увидев же друга своего, Акбардина, которого ценили за веселый нрав и честность при игре в кумалак, решили они: неладно.
И, решив так, вскочили они на свои мотоциклы, а у кого не было своих, на чужие, и понеслись за Акбардином.
Столько песчинок не лежит на дороге, сколько ментов мчалось за отважным Акбардином. Ибо напряженной была обстановка в халифате. И, увидев их, разбегались презренные панки, и забирались в ксивники хиппи, и рокеры притворялись собственными мотоциклами.
И к исходу третьего дня, когда почувствовал усталость даже отважнейший из ментов, приехали Акбардин и Киндерсюрпризбек к темной пещере. А товарищи Акбардина отстали, ибо были не столь проворны, как отважны.
– О мент из ментов! – вскричал позорный панк. – Вот она, пещера мудрости! И зачерпнешь ты ее там столько, что сам халиф со слезами обнимет тебя – и назначит визирем. А я теперь уйду – ибо мне в лом.
– Подожди, вонючейший из моих седоков! – воскликнул Акбардин. – Открой – кто хранит мудрость, ибо не бывает сокровищ без охраны!
И затрясся панк, обливаясь потом, и ответил:
– Никто ее не хранит, то-то меня и пугает.
– Пойдем же, – велел мент Акбардин. – Направлю я тебя вперед, дабы пожертвовать малоценным организмом в случае опасности.
И Киндерсюрпризбек поплелся вперед, ибо никто еще не смел перечить Акбардину – да запомнится его имя!
А пещера была темна, как совесть грешника, и длинна, как прегрешения усовестившегося. Трижды споткнулся Киндерсюрпризбек, прежде чем дошли они до цели.
– Вот! – воскликнул презренный панк. – Вот он, источник мудрости, бьет ключом из алмазной чаши! Пей же, отважный мент, и отпусти меня спать, ибо я устал.
– О нет, хитрейший из хитрых, – засмеялся Акбардин. – Выпей вначале сам, ибо мог ты замыслить худое против меня.
И панк выпил из источника, ибо Акбардин был силен, а его дубинка резинова.
Даже мне, о терпеливейшие читатели, не доводилось видеть подобного. Опали с грязного панка коросты и лохмотья, стал он чист челом и сладок дыханием.
Посмотрел ласково на Акбардина и сказал:
– Пей же, мой добрый друг… Станешь ты так же прекрасен, как я, и мудр, как халиф.
Покачал головой Акбардин и сказал: