Шрифт:
— А как мне проснуться, богиня? Я все время хочу это сделать.
— Начни жить с этого момента так, как будто ты ничего не знаешь. Как будто тебя никто ничему не учил. И ты проснешься. Переставай знать что-либо. Никто не заставляет тебя подчиняться чужим правилам, никто не хочет изменить тебя. Если ты проснешься, никто не сможет запутать тебя вновь. Пусть твоя энергия течет, пусть ты никогда не будешь знать, что ждет тебя завтра. Твоя проблема не в том, что ты не целостна, или недостаточно сильна. Ты просто разучилась течь. Делай только то, чем наслаждаешься.
— Но это так сложно, Гуаньинь, вокруг меня столько всего, я же не могу все время
— Ты попробуй. Ты просто попробуй. Теки. Позволь случаться тому, что окружает тебя. Позволь приближаться к себе миру. Тебе кажется, что ты рискуешь, а на самом деле, ты просто боишься жить. Ты неправильно научила себя. Ты очень хорошо умеешь говорить «нет». Себе и тому, что хочет случиться с тобой. Скажи «да». И наслаждайся. Ты идешь по линии большего: «больше, больше, больше». Эта идея неосуществима. Попробуй — другую линию: «меньше».
— Я не очень понимаю тебя, Гуаньинь.
— Не беспокойся. Просто начни говорить «да». И всегда делать только то, что приносит тебе радость. Остальное придет само.
— А любовь?
— Любовь, человеческая любовь, не настолько ценна как свобода. Поэтому человек хочет быть любимым, но он не хочет быть заключенным в тюрьму. Ты пытаешься владеть кем-то, тобой пытаются владеть. И вы начинаете отдаляться, потому что не хотите сидеть в тюрьме. Чем меньше ты владеешь, тем ближе ты чувствуешь себя к другому. Если ты совсем не владеешь, если только свобода течет между влюбленными, это — великая любовь.
— Но как мне объяснить это Женьке, богиня? Ведь, если одна из нас хочет владеть, то…
— Поэтому ты бежишь из тюрьмы. Но ты не можешь бежать вечно. Любовь — это ценный опыт. Расскажи ей об этом. И позволь случиться тому, что будет дальше.
— А если я думаю, что знаю, что будет дальше, Гуаньинь? Я не хочу возвращаться в тюрьму, обратно.
— Если ты не хочешь, то не вернешься. Наслаждайся. Делай только то, что хочешь. Тебе просто нужно проснуться, открыть глаза маленьким ребенком, который не знает об этом мире ровным счетом ничего. Для ребенка нет тюрьмы. Просыпайся!
Когда я проснулась, то сказала ей спасибо. Мне показалось, что Гуаньинь меня услышала со своей ставосьмиметровой высоты.
Есть несколько изначальных данностей в жизни каждого человека, которые при приближении к ним, при попытке их понять и принять, становятся серьезными, и практически неразрешимыми проблемами. Одна из таких данностей — свобода личного выбора, понимание того факта, что мы способны сделать свою жизнь абсолютно любой, по своему усмотрению. Мы можем жить в любой стране, в мегаполисе или в маленьком горном поселке, мы можем посвятить время тому, чтобы стать рок-звездой, богатым человеком, художником, учителем или пасти овец, любуясь вершинами горной гряды под лучами восходящего солнца. Все, что мыслится нами, как «обстоятельства» — привязанность к близким, долг, безденежье, недостаток образования, внешность, черты характера — все это устранимо.
Трагедия заключается и в том, чтобы понять, что, действительно, «все в наших руках», и ответить себе на простой вопрос: чего я по-настоящему хочу? И размытых ответов недостаточно для того, чтобы реально изменить свою жизнь, стать ее автором от и до, взять на себя ответственность за мысли, чувства, желания и действия. Мы все хотим быть здоровыми, красивыми, преуспевающими и реализовавшими свои таланты и способности. Мы все хотим, чтоб нас любили, принимали такими,
Но этих желаний недостаточно, чтобы сделать конкретный шаг. Поэтому я спрашиваю у себя: «О чем ты мечтаешь?» О чем я мечтаю по-настоящему? Каким образом я хочу жить, чтобы быть счастливой?
На пути к решению этих вопросов стоят еще несколько данностей. Смерть. Моя и всех, кто мне близок. Одиночество перед лицом как смерти, так и жизни. Экзистенциальное одиночество, пропасть между «Я» и «Другими». Чем более развит человек, тем больше он осознает свое тотальное одиночество. Любовь, влюбленность даже, рассеивают тревогу, страх, возникающий у каждого из нас, когда мы понимаем свою индивидуальность и одиночество на пути к пониманию себя. Поэтому отношения, какими бы они не были, это некая потеря осознания себя, как отдельной единицы. Эта потеря себя спасительна на короткий или долгий срок, но суть проблемы одиночества в том, что она неразрешима.
Есть другие формы слияния с чем-то, например, религиозность, мистицизм, эзотерика, принадлежность к ряду восточных учений. Результатом обретения какой-либо веры во что-то большее, чем я, в принадлежность к этому большему, в Его отношение к моей жизни — является опять же иллюзия безопасности, неодиночества. Веря во что-то большее, чем собственная личность или мышление, или душа, мы приближаемся к состоянию ребенка, защищенного родителями, и неважно, каковы черты этого родителя: он может быть любящим и прощающим, суровым и наказывающим, абстрактным и равнодушным. Суть веры не в том, чтобы представлять себе более или менее конкретный образ того, что Наверху, а в том, чтобы верить в его отношение к нашей — такой маленькой, но предельно значимой жизни. Для верующего мысль о том, что Бог любит его, что Богу есть дело до его поступков и чувств, является прямой дорогой в люльку, где он, практически лишенный ответственности и страха, качается несколько десятков лет.
Но самой странной для понимания данностью является отсутствие четкого смысла всего происходящего. Если смерть неизбежна, если мы одиноки как в своем выборе, так и в иллюзии отсутствия такового, то тогда зачем? Зачем нам эта свобода? Какой путь будет правильным, а какой нет? Что важнее: любовь или социальная реализация? Какой смысл в моральных правилах и нормах поведения? Какой вообще смысл в нашем существовании? Невозможность получить ответ на этот вопрос — и есть данность, с которой каждый справляется или не справляется по-своему.
Все размытые рассуждения на тему смысла и счастья, сводящиеся либо к абстрактному: «каждому свое», либо к еще более абстрактному: в «чем-либо, подставить любое из вечных понятий, ненужное зачеркнуть», ничего не объясняют, а только уводят, показывая самой этой попыткой определить и счастье и смысл, насколько мы далеки и от того и от другого.
Поэтому, я не буду пытаться ни размышлять об этих данностях, навсегда обреченных остаться вопросами, ни навязывать хоть какое-либо представление о формах принятия этих нескольких неизбежностей нашего сознания. Наша жизнь обречена на скорый конец, о котором мы стремимся не думать, на этом пути мы свободны делать все, что захотим, но мы боимся этой свободы и не знаем, чего хотеть, полученный нами жизненный опыт разделяет нас и мешает слиться с чем-то, будь то другой человек или Высшая Сила, мы теряем любовь и привязанности так же непрогнозируемо, как находим их. И во всем этом мы не видим смысла, который бы нас удовлетворял безусловно.