Лабиринт кочевников
Шрифт:
– Если бы, – Сомов закурил, сдвинул в задумчивости брови. – Амнезия не полная, частичная – время для него как бы остановилось в тот момент, когда шум на чердаке услышал и решил туда подняться. Испуган был, кстати – следак удивился даже! Из одежды на нем костюм спортивный, в котором он и исчез, только вот грязный донельзя и рваный. Костюмчик у экспертов сейчас… Да, и вот еще что – почему я, собственно, задерганный такой. У потерпевшего, понимаешь ли, ожоги по всему телу очень нетипичные. Кислотой какой-то его полили. Месяц назад, не меньше. Ничего
Яна передернуло.
– Химические ожоги, – повторил он. – Кислота… А что за кислота, эксперты сказать не могут?
– Вот непонятно. Ожоги такие, не совсем типичные, как доктора говорят. Они видали разные ожоги, на Трубном, сам понимаешь, такого травматизма хватало. Так вот, непонятные какие-то ожоги. Вроде кислота – а может, и нет. В заключении пока написали: «Множественные химические ожоги по телу»… Они там сами спорят, доктора из районки нашей с экспертами моими. Одни одно говорят, другие – другое. Что в финале будет, я тебе сказать не могу.
– А в остальном-то он здоров, мужик этот?
– В остальном да. Похудел только сильно, но так, в целом – все ничего. Ни тебе обморожений, ни почек отбитых. Царапины на ладонях недельной давности. И все. И не помнит ни-че-го. На чердак полез – все, отрубило. А потом во дворе у себя сидит, голова от боли лопается, что с ним, как на улице оказался – ни хрена понять не может. Первая мысль у него была – с лестницы упал, башкой треснулся. Он в адеквате, нормально все. Все помнит отлично, но вот где он был все эти месяцы, почему одежда на нем в лохмотья подрана, кто кислотой его пытал – никак, ничего… Фф-фух!..
Сомов хлопнул себя ладонью по бедру, помотал головой в раздражении. Официантка принесла маленький графинчик с коньяком, рюмку, поставила перед ним. Вадим попытался выдавить улыбку, не смог, прищурился только – потом налил, выпил, потянул новую сигарету из пачки.
– Я так понимаю, – произнес Ян, избегая заглядывать другу в глаза, – что в Заграйске ничего подобного до сегодняшнего дня не случалось?
– Нет, – мотнул головой Сомов, – не случалось. Психи запойные из дому сбегали – это сколько угодно. Но тут не тот случай.
– Жена Зарифуллина еще заяву какую писать будет?
– Нет. Я так думаю… Дело мы закроем: ну, заболел человек, ушел, пропал, теперь вернулся, ничего не помнит. А где в кислоту влез – так пускай вспоминает… Не в том проблема, Яныч. Я, наверное, сам скоро психом стану, только вот неспроста это все. Никуда Зарифуллин сам не уходил, это очевидно.
– Ты слышал, кстати, что у нас там, – Ян неопределенно махнул рукой, – люди на чердаках теперь медвежьи капканы ставят?
– Это еще что?! – вытаращился на него Сомов. – Это откуда такое?
– Ну, по словам местного населения, – хмыкнул в ответ Ян.
– Вот оно, значит, как… Дела-делишки! Капкан – это не шутки, знаешь ли. Видывал я такое. Если на чердаках действительно малолетки развлекаются, то покалечить может здорово. А тут уже статья, сам понимаешь!
– Ты подумай, как они туда попадают, малолетки ваши.
Сомов отрезал кусок мяса, отправил в рот и принялся сосредоточенно жевать. На лбу у него задвигались две вертикальные морщинки, подполковник ел не ртом, а всем лицом, даже ушами.
– Знаешь, – произнес он, цыкнув зубом, – мы тут тоже… Малые были, так чего только не творили. И по крышам лазили, и на свалке воензавода шныряли – а там охрана была, между прочим. Аж два дедушки с ружьишками. В принципе, и подстрелить могли! И что, нас это останавливало? А как деталюшки магниевые в полку добывали? Тоже через забор перескакивали! Солдатики знали, что мы всегда им пачку «Примы» притащим… Расфигачишь магний потом напильником, опилочки собрал – и в аптеку за марганцовкой. Взрывалось громко, скажу тебе.
Ян только вздохнул. Ни в каких подростков, бродящих по чердакам и крышам частных домов, Сомов, конечно же, не верил. Даже в десятом приближении не верил, потому и позвал Яна на этот разговор, вот только начать никак не выходило.
– Слушай, – Климов допил свое пиво, отставил в сторону кружку и сделал знак официантке налить еще, – а вот этот воензавод… Его когда, кстати, закрыли-то?
– В девяносто шестом, – отозвался подполковник. – Туда американцы приехали, ну и куча начальства заявилась, соответственно. Попотел я тогда здорово, как сейчас вот помню.
– Американцы?
– Ну да. Завод-то ведь секретный был, и закрывали его на их деньги. Ты ж не видел… Разобрали его подчистую, там теперь не то что цехов, ничего не осталось, пустырь. Борщевик лезет не пойми откуда, так там и не ходит никто, даже собачники. Интересно это все.
– Америка давала деньги на ликвидацию особо опасных производств. Завод был, как я помню, опытным производством какого-то приборостроительного КБ из Новосибирска. Радиация? Но у нас в полку об этом не говорили, а знали бы, если б там была радиация. Или все-таки какая-то химия? Как считаешь?
– Она, родимая, – тихо произнес Сомов и отрезал себе еще мяса. – Какую-то гадость они там разрабатывали. Что да как, тебе вряд ли расскажут – спецы все сразу уехали, а работяги… Говорят, был такой «пятый цех», особо секретный. В Союзе много такого было, ты это лучше меня знать должен! Заводик вроде как одно делает, а на самом деле совсем другое. Видно, и тут оно так же… А к чему ты это вдруг? А?..
– Да так, – Ян вежливо кивнул официантке, которая поставила перед ним вторую кружку, вздохнул: – В общем-то, сам не знаю. Я бы на твоем месте сейчас знаешь, что сделал?