Лабиринт оборотня
Шрифт:
– А Ждана? Что будет с ней?
Демьян не ответил, делая вид, что я ничего ему не говорила. Надежда на будущее и тревога за сестру сплелись воедино, терзая искалеченное годами сердце.
– Кто-то еще хочет попрощаться в Дареной? – спросил Казимир. Но я лежала и не видела, что происходит. Устремила взгляд в небо и прислушивалась к каждому звуку. Стражники галдели и заглушали остальных. Так и хотелось их заткнуть. Не успела я их приструнить, как к повозке подошла Ждана.
Она обняла меня, и я почувствовала за спиной в ладони холодную сталь.
– Это не твоя судьба. Беги от нее и будь счастлива. Я
Не успела я ничего сказать, как она отошла от повозки.
– Есть еще желающие?
В ответ тишина. Даже стражники затихли. Да кому я нужна?! Пора ехать в лабиринт!
И тут я обомлела. Ко мне подошел дядя. Склонил седую голову и погладил меня по щеке.
– Мне нет прощения. Боги покарают меня за всю ту боль, что я тебе причинил. Я готов к вечным мукам во тьме. Если сможешь, прости.
Я впервые видела, как плачет дядя и сама прослезилась вместе с ним.
– Я не держу зла. Берегите Ждану, – прошептала я.
Он поцеловал меня в лоб и погладил по плечу. Одарил взглядом полным боли и вины. Повозка тронулась с места, дребезжа деревянными колесами. Я закрыла глаза, чтобы не видеть неба и верхушек деревьев. Начала потихоньку разрезать ленты ножом. Когда освободила руки, то сомкнула между собой пальцы. Медленными движениями освободила ноги от скользкой ленты и застыла, прислушиваясь к стражникам. Судя по разговору, они ничего не заметили.
Вскоре я услышала шум нашей реки, который ни с чем не спутать. Настал миг, когда я должна вскочить и убежать. Но не спешила. Все не решалась, вспоминая доброе лицо Жданы и раскаяние дяди. Что сейчас для меня дороже? Жизнь с любимым или жизнь сестры?
Я распахнула глаза. Тучи сгущались на небе, и поднимался ветер, осыпая меня снежинками, сорванными с деревьев. Руки будто сами вырывались из-за спины, пытаясь спасти тело, но я в миг их смирила. Закусила губы от невыносимой внутренней боли, чтобы не зарыдать в голос. Слезы полились ручьем, и стон вырвался наружу. Один из стражников посмотрел мне в лицо и сказал:
– Держись, девочка. Немного осталось. Мы уже в конце леса.
Я вспомнила, что там ждет меня Демьян и снова едва не сорвалась с места.
– Когда окажешься в лабиринте, держись правой стены. Не отнимай от нее руки…
Его слова тонули в моей горечи, и больше я ничего не слышала, кроме собственных стонов. Я билась в агонии, сминая под собой цветы в кашу. А когда услышала родной голос, вообще потеряла рассудок.
Демьян скакал рядом с повозкой и кричал:
– Прыгай сюда! Лисенок! Очнись!
Стражники оголили мечи, а я открыла свинцовые веки и посмотрела на Демьяна.
– Уходи, – прохрипела я.
– Я не отдам тебя, слышишь?! Я люблю тебя, Дарена! Вставай!
Повозка остановилась, и стражники по выпрыгивали, нападая на Демьяна. А я продолжала лежать не живая ни мертвая. Ратибор взял меня на руки и понес. Голос Демьяна удалялся, и теперь я слышала только дыхание сына мясника.
– Вот и лабиринт, – объявил он и поставил меня на ноги.
Я посмотрела на глухую стену с поросшим растениями входом. Впереди чернота, а позади звуки драки.
– Ратибор, не бейте Демьяна. Он ни в чем не виноват. А ты перестань стесняться и молчать. Ты нравишься Ждане. Заговори уже с ней хотя бы о погоде.
Ратибор округлил глаза и кивнул. Я ступила одной ногой
– Остановись! – кричал он.
– Я люблю тебя больше жизни! – закричала я в ответ и вошла в темный лабиринт.
– Вернись! – доносилось снаружи.
Пусть боги хранят моих родных! Я готова к смерти…
ГЛАВА 5
Ждана
Видела бы Дарена, что со мной творилось после ее отъезда! Я упала на колени перед Казимиром, в надежде, что он вернет ее назад. Ползала по снегу, хватаясь за подол его плаща. Предлагала себя вместо сестры. Все эти десять лет я жила в преисподние. Боги сполна покарали меня за выбор отца. Он поступил подло, и расплачивалась за это я. Не было ни дня, чтобы я не винила себя в участи Дарены. Каждый раз, когда смотрела в ее зеленые глаза, сердце сжималось от дикой боли. Я старалась отдать ей всю любовь, что есть во мне, утешить, подбодрить. Но эти крохотные попытки лишь на миг могли скрасить ее жизнь. Из-за нее я не выходила замуж, не встречалась ни с кем, даже не целовалась! Как представлю ее на собственной свадьбе, душа кровью обливается. Я сполна не понимала, что она чувствует. Как живет в постоянном страхе и отчаянии? Наверное, только любовь Демьяна позволяла ей иногда улыбаться. Того, кто придумал этот жестокий обряд, нужно не глядя сажать на кол!
Когда Казимир стряхнул меня с себя ногой и зашел в ратушу, я посмотрела в сторону леса. Взмолилась всем богам, чтобы Дарена сумела убежать от стражников. Я вглядывалась в тропинку, по которой ее увезли. Если Демьян вскоре не появится, то план удался, и меня начнут готовить к обряду. Я смело приму свою судьбу и войду в лабиринт с чистой совестью. Это лучше, чем прожить остаток дней с осознанием, что за меня погибла сестра. Я бы без сомнения поменялась с ней жизнями.
Я безумно любила Демьяна. Мы дружили с детства, и я всегда мечтала выйти за него замуж, но когда Дарена призналась мне в том же, я сразу отступила. Тут же нарисовала барьер, и он стал для меня запретным плодом. Умопомрачительным и сладким, но бесконечно недоступным. Я старалась никогда не оставаться с ним наедине. Боялась не сдержаться. А когда сестра рассказывала об их утехах, все нутро плакало от обиды. Но я сама просила ее об этом, специально причиняя себе боль. Хотела возненавидеть его, вырвать из сердца, осознавая, что Демьян мне не принадлежит. Ничего не помогало! А когда она попросила дать клятву, я поняла, что даже когда ее не станет, мне не быть с мужчиной, которого люблю. Тогда зачем мне жить?!
Я желала сгинуть в лабиринте! И даже отец не мог убедить меня в обратном. Он пытался утащить меня подальше от леса, но не сумел сдвинуть с места. Я словно приросла коленями к сугробу, шепча под нос, как молитву:
– Не возвращайся, Демьян.
Люди заходили в ратушу, а Казимир раздавал указания. Все начали накрывать на стол, будто сегодня торжество! Как можно так хладнокровно отмечать день обряда, когда уже завтра в одной из семей поселится новое горе и будет сжирать их дитя все десять лет! Как же мне хотелось покончить с этим навсегда! Нет сил терпеть и тушить в душе протесты!