Лабиринт. Войти в ту же реку
Шрифт:
…у лабиринта есть душа и тело. Тело — это стены лабиринта, а душа — дорожки, ведущие или не ведущие к центру. Войти — значит родиться, выйти — умереть.
«Многие из нас до сих пор ностальгируют по брежневским временам, вовсе не считая их «эпохой застоя». В чём причина этой ностальгии? За ответом на этот вопрос корреспондент «АиФ» отправился в деревню Брежнево Калужской области.
Более или менее приличная дорога заканчивается километров за 25 до деревни. Дальше наша машина скачет по бетонным плитам и преодолевает лужи, снизив скорость до 20–30 км в час. Два раза в неделю по этой дороге точно так же скачет рейсовый автобус из райцентра. Раз в неделю приезжают почта, лавка
Застой — отстой? Чем была для страны эпоха «дорогого Леонида Ильича».
Мы приезжаем в Брежнево как раз в «хлебный день», когда жители выходят к дороге встречать гостей. Жителей тут осталось всего 21 — из более чем 300, живших в советское время. Между тем кануло в Лету не только большое население. Раньше в Брежнево были колхоз, школа, детсад, Дом культуры, куда даже кино привозили, медпункт и магазин. Сегодня от всей экономики и социальной сферы осталась только маленькая библиотека. Фельдшер приезжает по графику — пару раз в месяц. Школа и детсад превратились в руины, пустует здание ДК».
— …Именно Брежнев сохранил за Россией (СССР) статус великой ядерной державы. Она стала лучшей в Совбезе ООН (что вовсе не было нам гарантировано), сохранила места во всех международных организациях. Несмотря на огромный спад экономики, случившийся, в том числе из-за обвала цен на нефть до 8-12 долл., Брежнев всё же уберёг государство, армию и ВПК от полного разрушения. Еще одна его заслуга — рыночные реформы, полные магазины, развитие частных предприятий и конкуренции. На этом до сих пор держится наша экономика. Он выстроил добрососедские отношения со всем миром. При дорогом Леониде Ильиче у нас вообще не было врагов! СССР вошёл в «Большую восьмёрку» ведущих держав. У нас были отличные отношения с США, Европой, Китаем, Индией, исламским миром, со всеми партнёрами по соцлагерю — Куба, Китай, Польша, ГДР, и даже с США. По всему периметру границ СССР была окружена только друзьями. И наконец, пятое: да, со всеми проблемами и отступлениями, но при Брежневе в СССР строилась (пусть и примитивная), но демократия.
— На самом деле никакого застоя в экономике при Брежневе не было. Был стабильный рост. Застой был только в номенклатуре: сидело годами одно поколение. Вот и возникла перестройка: бунт вторых секретарей против первых. Это то, что и сделал Горбачёв: дал им власть, а одновременно разрушил СССР и позволил номенклатуре приватизировать госсобственность под себя. Поэтому в 1991 году никто и не вышел защищать СССР: народ был распропагандирован либералами (как крестьяне и рабочие в 1917 году большевиками), а номенклатура уже всё приватизировала, и ей нужно было только всё это официально оформить.
— У нас если внимательно посмотреть по сторонам, то очень многое было построено именно в Брежневский период. А сколько всего было сделано под Олимпиаду-80! и мы этим всем пользуемся до сих пор… за 25 лет прогрессивной свободы и демократии сделали гораздо меньше, чем за 18 лет "застоя".
В книге использованы отрывки из текстов песен: «Соловьиная роща» авт. А. Поперечный, «Марш коммунистических бригад» авт. В. Харитонов, «Восточная песня» авт. О. Гаджикасимов, «Бал выпускников» авт. Э. Ищенко, а так же, текст песни «Напрасные слова» авт. Л. Рубальская и отрывок стихотворения А. Забавиной «В преддверье марта». Кажется, никого не забыл. Ну, что? Читаем, ностальгируем, возвращаемся в своё детство, юность, молодость!..
Предисловие
В настоящее время
Снег за окном шел крупными пушистыми комками, при безветрии они тихо ложились на землю, увеличивая и без того высокие сугробы. Сидя в теплом зале, было приятно смотреть в стекло. Народу не много, рабочий день, а на часах четырнадцать сорок пять. Благодать! И пища сытная, вон мясо прожаренное большим куском, с пюрешкой и зеленым горошком на плоской тарелке. И пиво вкусное, подано в высоком стакане. Все как он любит.
Деревенский гаштет со всеми атрибутами «земли Тюрингия». Тихая музыка не раздражала его. Откинувшись в кресле, закурил сигарету, сделав при этом добрый глоток пива. Из-за барной стойки легкой походкой вышла молодая женщина, по цвету волос, натуральная блондинка. Они давно знакомы, зовут ее Ингрид. На лицо симпатяжка, только кость у бабенки широкая. Уже не раз, почти в открытую, предлагала ему потрахаться. Одинокая она. Чего этим бундесам нужно? Девка, кровь с молоком, симпатичная, грудь третий номер, когда совсем близко подходит, по запаху чуть слышно, как промежность соком истекает. Оно конечно ясно, что любовь к пиву и бытовая химия, уничтожили у камрадов пару поколений. Но ведь не всех! Ведь не уродина она, чего они возле бильярдного стола трутся. Хотелось крикнуть всем этим молодым пузанам, «В атаку, парни! В атаку! Усилить напор, и зуб даю, обязательно даст!». Нет, катают шары по сукну, гогочут как кони, как мужчины — полный ноль. Опустилась старая бабка — Европа ниже плинтуса, если даже в деревне «голубизна» со всех щелей прет. Куда дальше катиться?
Наклонившись над столом, при этом демонстрируя полноту и гладкость кожи своих грудей в широком вырезе розовой кофточки, поменяла пепельницу на столе. Томно спросила, приятным грудным голосом:
— Генрих, чего еще желаешь?
Вот так! И, что ему?.. Глянул на прелести немки. Ответил, что он всем доволен и ему ничего не нужно, разве что, пусть еще пива принесет. Отстала, отошла. Теперь будет наблюдать, когда стакан у него опустеет полностью.
Потянулся от удовольствия, направил взгляд за окно. Сосновая ветка уткнулась в стекло под тяжестью снежной шапки. Вдруг во всю эту безмятежную идиллию влились совершенно ненужные звуки. Обернулся. Эй! Ты что это делаешь, ущербный? Бородатый немец, имевший большой пивной живот, подойдя к японскому магнитофону, вывернул ручку громкости на полную мощность. Уши наполнились неприятным звуком, прерывистым и мерзким. Нет, это не музыка, это…
Каретников поднялся из-за стола, пошел на выход. Толстый урод сломал весь кайф. Выйдя на воздух, из кармана онорака достал пачку сигарет, прикурил от зажигалки, после затяжки выпустил изо рта струю дыма. Расслабился. Снова связной не пришел на встречу. Рядом услышал ненавязчивое старческое покашливание.
В трех шагах, прямо возле лап высокой сосны у окна гаштета, стоял потешный старик, одетый в старинный армяк, времен покорения Потёмкиным Крыма, в лаптях, на голове напялен треух. Явно не немец. На лице старика выделялись нос картофелина и улыбка, заблудившаяся в седой растрепанной бороде. Действительно расслабился, ведь поклясться готов, минуту назад этого деда здесь не было.
Старичок промолвил, как ни странно, на чистом немецком языке:
— Гер Мюлер, я уж заждался вас.
— Чего?
— Я говорю, неувязочка вышла. Время, отпущенное вам в этой реальности, закончилось. Оказалось, решение по вам принято на самом верху, — старик поднял в жесте указательный палец, потыкал ним в пустоту над головой, как бы утверждая всю значимость лиц принимавших решение, неожиданно перейдя на родной Каретникову язык. — Ты извини, милок, будем расставаться.
Что за фигня такая? Откуда это чучело в лаптях может его знать? Провал?
Прощальным жестом прикоснулся пальцами руки к краю треуха, старый перец Отвернувшись, сделал шаг прочь. Исчез прямо на глазах. Каретников в полнейшей прострации помотал головой. Что это было? Повернулся к дороге и тут же зафиксировал зрачок ствола, одетого в глушитель, смотревший ему в лоб. Серый, неприметный мужчинка негромко оповестил:
— «shot!».
Хлопок и вспышка, толчок в грудь…
Каретников открыл глаза. Борттехник вертолета Алексей Шмелев, толкал его в грудь, тормошил за лечо.
— Иван Василич, подлетаем!
Ровный шум двигателя воздушной машины «забивал» посторонние звуки. Встретившись взглядом с глазами капитана, постарался перекричать напевный рокот, спросил, не сразу въехав в то, что ему пытаются сказать:
— Что?
— Подлетаем, говорю!
— А! Ну да! — закивал головой.
Перевел дыхание. Не было зимы и старушки Европы. Не было и в помине, гаштета и ожидания связника. Направленного на него ствола и вспышки выстрела, тоже не было. Ф-фух! Был всего лишь плохой сон.