Шрифт:
Рецензент:
Р.А. Гимадеев, кандидат филологических наук
Введение
Готовы мы к тому, или нет, хотим мы того, или нет, но то, что скрывается за понятием герметизм, пронизывает нашу культуру сверху до низу. Человечество существует в парадоксальной ситуации: нечто, являющееся не только подкладкой, но и основной тканью культуры, скрыто от глаз ее носителей плотной завесой. На обычном, бытовом уровне отголоски этого нечто часто связывают с колдовством – самонадеянными попытками навязать свою волю Сущему, и у некоторых эта идея пользуется успехом. Далекие от бытового уровня надменные традиционалисты презрительно толкут об этом нечто
Защищая позиции такой привычной «рациональной» плоскости, мы не даем себе разрешения обратить внимание на исконные способы связи частей Сущего между собой, на готовые к работе «станции» для подключения к этому Вселенскому эфиру, спрятанные в нас самих. Из этих возможностей и способностей мы сделали разнообразные страшилки, обставили ограничениями, не давая себе право услышать то, о чем толкует нам множество эзотерических текстов, что ежечасно переплетается между собой утком и основой в ткани нашей собственного бытия. Хуже того: современный человек продолжает упорствовать в своем залипании в парадоксальной ситуации: придумав себе ограничения и назвав их рациональными, он заткнул ими, будто бирушами, уши, повязал черную тряпку на глаза и старается дремать, делая вид, что не догадывается, что его затянувшаяся депрессия связана с вопиющим противоречием между собственной добровольной глухослепотой и лезущей на него из всех щелей «нерациональной» информацией. Впрочем, не стоит давать людям советы, как структурировать свое время в ожидании rigor mortis…
Книга, которую вы держите в руках, вряд ли относится к «современному научному мировоззрению», ибо современное религиоведение и эзотериология отрицают возможность проникновения за герметическую ширму мировых традиций. На наших глазах, новорожденная эзотериология, подражая религиоведению, превращается из многообещающего научного направления, в склад, где хранятся разнообразные мнения по поводу истории профанных течений, связанных с идеологической обработкой населения. Однако «герметическая традиция» имеет множество текстов, и добросовестному исследователю стоит всего лишь внимательно прислушаться, к тому, о чем они повествуют, и «секреты» откроются, предоставляя обширное поле для непредвзятой, действительно научной работы. К сожалению, современная эзотериология не утруждает себя подобными процедурами, сконцентрировавшись на описательности и ответах на вопросы: «где» и «когда», не торопясь отвечать на вопросы «что» и «как».
Книга «Лабиринты Алхимии» отражает лишь первые шаги на пути извлечения знаний, спрятанных на извилисто закрученных дорожках эзотерических ландшафтов. Путеводными указателями в этом хаосе смыслов, для автора стали алхимические трактаты, как практические пособия по улавливанию и постижению того самого нечто, неустанно ткущего окружающий нас мир. В книгу включены: монография «Алхимия: выход из спагирического лабиринта» и четыре статьи, освещающие различные аспекты алхимии. Эти произведения предлагают вниманию читателей ответы на следующие вопросы: – как устроены алхимические трактаты; – о чем они повествуют; – кто были их создатели, каких этических и практических установок они придерживались; – как они позиционировали алхимию по сравнению с другими эзотерическими течениями, отстаивая ее идентичность и уникальность.
Алхимия: выход из спагирического лабиринта
Предисловие
Много лет назад, взяв в руки книгу «Философские обители» Фулканелли, я изумилась тому, насколько понятно, хоть и достаточно хаотично, автор излагает древнюю премудрость, о сути которой я до того момента не имела никакого представления. Как и большинство наших современников, я была убеждена во «лженаучности» алхимии и в «шарлатанстве» ее адептов. В свое время некоторый интерес к ней пробудили у меня книги К.Г. Юнга, но не столько своими выкладками и «прозрениями», сколько пространными цитатами из трактатов алхимиков былых времен. Сами тексты явно противоречили выводам, которые делал из них Юнг. Однако причудливая амальгама нестыковки авторитета психоанализа и того, на чем он строился, сплавленная с текстом «Философских обителей» Фулканелли, в какой-то момент стала недвусмысленно подталкивать меня к тому, чтобы «взять и со всем этим разобраться».
Чем больше я читала Фулканелли, тем больше понимала, что алхимические трактаты, изобильно им цитируемые, толкуют совершенно не о том, что принято считать. К тому же стало очевидно, что при определенном, грамотно сконцентрированном упорстве, в сочетании с хорошо продуманной стратегией, можно получить ответы на давно стоящие перед интересующимися алхимией вопросы: с какой целью писались алхимические трактаты? о чем они толкуют? что обозначают химические элементы в трактатах? что подразумевают стадии Великого Делания? что обозначают названия планет и имена богов? А также: в чем смысл, природа и направленность этой традиции в целом и почему так настойчиво она из века в век напоминает о себе, обласкивая одних и разочаровывая других своих ярых поклонников?
Однако хорошо продуманная стратегия подразумевала наличие метода, используя который можно было объяснить, как осуществить проникновение в глубину алхимического текста и то, к чему это приведет. Следовательно, нужно было обратиться к какому-либо конкретному алхимическому трактату и осветить, шаг за шагом, те вопросы, которые он поднимает, и параллельно с этим – давать ответы на них, извлекая их из текста самого трактата, или – некоторого числа трактатов, раскрывая их герметическую форму. Но как нащупать ту ниточку, потянув за которую можно распутать весь герметически намотанный клубок? Поиск методики происходил мучительно и долго, пока не случилось «сверхъестественное» вмешательство видения, постигшего меня в читальном зале Библиотеки Академии наук. Записанное по свежим следам в дневник, оно выглядит, словно зачин волшебной сказки. «Когда Франциск Меркурий Ван Гельмонт закончил сочинение своих „157 Алхимических Канонов“, он задумался над тем, что написаны они весьма или, даже можно сказать, – слишком доходчиво и с этим надо что-то делать…
Поразмыслив, он взял ножницы и разрезал рукопись на 157 частей, соответствующих количеству Канонов, после чего встал от письменного стола и бросил всю эту кипу бумаги на расстеленный посреди кабинета ковер. Затем он вызвал колокольчиком служанку и распорядился относительно варки полстакана клейстера, с тем чтобы после того, как передаст указания хозяина на кухне, она вернулась в кабинет и собрала в подол передника все разбросанные по полу бумаги.
Вернувшись, девица со смешным кряхтением уселась на ковер и долго собирала бумажки, то и дело сокрушенно справляясь: „А может, их все-таки сложить по порядку?“
Когда все Каноны были собраны, Ван Гельмонт велел служанке встать рядом со своим креслом и оттопырить край передника, чтобы ему было удобнее доставать оттуда листочки один за другим. К этому времени и клейстер подоспел. Франц Меркурий брал наугад вытащенные бумажки и приклеивал их на чистые листы по вновь случившемуся порядку. Когда все они заняли свои места, он, пронумеровав страницы, справа и слева, отрезал ту их часть, где были проставлены первоначальные номера и спрятал эти части к себе в стол под замок, а остальное велел отнести переписчику.
В результате спустя 325 лет мы имеем то, что имеем – мало того, что написаны эти 157 Канонов достаточно туманно и заковыристо, так еще и последовательность их умышленно перепутана, а те отрезанные части страниц, содержащие первоначальные номера, уважаемый Философ, полагаю, уничтожил перед смертью…»
Когда видение отступило, я поняла, что наиболее удачной базой для создания собственной методики интерпретации алхимических текстов будет именно трактат «157 Алхимических Канонов» Франциска Меркурия Ван Гельмонта, к тому времени уже мной переведенный. Эта незамысловатая сценка, возникнув в моем сознании, натолкнула меня на мысль повторить эту процедуру, – но в обратном порядке, чтобы получить возможность восстановить первоначальный замысел автора, что в конечном итоге вылилось в длительную герменевтическую работу, которая, со временем, обрела свою собственную внутреннюю логику