Лабиринты хаоса
Шрифт:
Яэль рассказала Томасу, что ей сказал агент по недвижимости.
— Значит, Люброссо не просто сообщник, — задумчиво сказал Томас. — Люброссо — босс Лангина. Думаю, нам все-таки придется его навестить.
У высокой стены, окружавшей мрачный особняк, мерцали светлячки. Подростки ушли, и церковь мрачно смотрела сквозь темные витражи на полуразрушенные могильные плиты.
Уже час, как наступила ночь. Яэль ощупывала камни, выбирая, куда поставить ногу, чтобы перелезть через стену, когда Томас окликнул ее. Пробравшись сквозь заросли папоротника, он начал быстро спускаться
— Ты хочешь найти подземный ход?
— Да, но это не так-то просто…
Вдруг в нескольких метрах от дороги между деревьев показался туннель. Он начинался под пригорком и выходил на поверхность уже в саду вокруг особняка. Ход был не очень длинным, и, войдя в него, Яэль увидела впереди другой его конец. Томас и Яэль выбрались наружу. В черном зеркале пруда отражалась бледная луна. Дом с запавшими глазницами оконных проемов и кривым оскалом крыльца напоминал гигантский череп. Темный, с потрескавшимися стенами, особняк словно сгорбился под собственной тяжестью. Окна на первом этаже по обе стороны от входа были освещены, слабый свет падал на клумбы. Яэль и Томас осторожно двинулись вперед. С другой стороны к зданию примыкала застекленная терраса, которой на вид было не меньше ста лет. Она была похожа на мыльный пузырь в каркасе из ржавого металла и, казалось, сошла со страниц романа Жюля Верна.
Яэль и Томас осторожно заглянули внутрь. То, что они увидели, больше всего было похоже на заброшенный антикварный салон. Между темно-красными бархатными диванами с выцветшей обивкой беспорядочно громоздились старинные столы, круглые одноногие столики и пюпитры, готовые рухнуть под тяжестью причудливых безделушек. Здесь были старинный секстант, подзорная труба, части доспехов, старинные книги, гобелены, свернутые в рулоны морские карты… Все было свалено кучами, покрыто пылью и тленом.
Дверь была открыта. Изнутри доносился скрипучий звук граммофона, играющего старую мелодию Кола Портера. Две небольшие лампы с абажурами рубинового стекла еле освещали террасу.
Лангин и Люброссо сидели за столом. Люброссо пил кофе, рядом с Лангином стояла рюмка. Хозяин дома в полутьме выглядел устрашающе: худой, бледный старик с крючковатым носом и тонкими губами. Если бы не огонь в глазах, он казался бы мертвым. Борис Карлофф [17] или Бела Лугоши [18] , подумала Яэль, поддавшись мрачному настроению этого места.
— Надо подойти ближе, — прошептала она.
Томас взглядом указал на тростник, росший почти под самым окном, и они стали пригнувшись продвигаться к зарослям. Теперь им было лучше слышно музыку и хриплый голос Люброссо.
17
Уильям Генри Пратт (1887–1969), известный под псевдонимом Борис Карлофф, — английский актер, звезда фильмов ужасов.
18
Бела Лугоши (1882–1956) — американский актер венгерского происхождения, классический исполнитель роли Дракулы.
— …в девятнадцать лет. Это моя внучатая племянница. Хотя ее мать считает, что она чересчур легкомысленна.
Внезапно Лангин встал. Он подошел к открытой двери и встал на пороге, меньше чем в двух метрах от Яэль и Томаса. Выглядел он измученным. Достав из кармана джинсов пачку сигарет, он закурил, глубоко затягиваясь. Если бы он чуть-чуть повернулся, то заметил бы, что почти у самых его
— Хорошо. Что мне делать завтра? — раздраженно спросил Лангин.
Раздался голос Люброссо:
— Я уже сказал, вы должны скрыться! Надеюсь, вас еще не успели выследить. Уезжайте за границу или в провинцию, куда угодно… Прочь из города.
— Меня это не очень-то устраивает, — пробурчал Лангин.
— Ну, знаете ли!.. Я нашел вам работу на четыре месяца, а вместо благодарности вы взяли и явились сюда, да еще без предупреждения!
— Эй, полегче! Вы наняли меня только для того, чтобы я всегда был под рукой. — Лангин передразнил Люброссо: — «Соберитесь, Лангин, будьте в форме, возможно, завтра — ваш день!» Да вы просто водили меня за нос!
— Но вам хорошо платили.
— Этого мало! Если мне придется уехать, мне нужны настоящие деньги, а не эти гроши!
Яэль почувствовала, как Томас напрягся. Он был готов вскочить и наброситься на Лангина. Она с трудом удержала его.
— Вы даже не сказали, зачем я разыгрывал этот спектакль! У меня такое ощущение, что я пешка в чьей-то игре…
— Таков наш общий удел, — невозмутимо ответил его собеседник. Он поставил чашку на низкий столик, открыл изящную деревянную шкатулку и осторожно достал золотой перстень с переливающимся камнем. — Скажите, месье Лангин, вы верите в колдовство?
— Колдовство? Вот еще! Это просто фокусы, чтобы морочить голову идиотам! Средневековая чушь, которую выдумали, чтобы отправлять на костер неугодных.
Люброссо грустно кивнул, поглаживая перстень:
— Жаль… Взгляните, это великолепное украшение не просто перстень. Это волшебное кольцо. В той стране, откуда я его привез, верят, что оно может убивать. По приказу того, кто его носит… Невероятно, да?
Лангин устало вздохнул.
— Допустим, я поверну его в вашу сторону, — вкрадчиво говорил Люброссо, — и пожелаю вашей смерти. Что, по-вашему, случится?
Лангин вынул изо рта сигарету и пожал плечами.
— Ничего! Nada [19] ! — сказал он, выпуская дым. — Вы уже это сделали, и ничего не произошло. Все это чепуха.
Люброссо пристально смотрел на него. Воздух был наэлектризован, что-то происходило. Люброссо выглядел очень странно, его глаза сверкали. Вдруг Лангин схватился за грудь, его лицо исказилось, из горла вырвался хрип, и он согнулся пополам. Пытаясь удержаться на ногах, он взмахнул руками и рухнул. Его пальцы свело судорогой, на губах выступила кровавая пена. Яэль вцепилась в Томаса. Лангин лежал на полу, его глаза были обращены прямо на них. Он бился в агонии, жизнь покидала его. Наконец он затих.
19
Ничего (исп.).
Яэль била дрожь, она закрыла лицо руками. Она рванулась, чтобы убежать, но Томас удержал ее. Вжавшись в траву, Яэль увидела Люброссо, стоявшего совсем рядом, на пороге террасы. Он бесшумно подошел к Лангину и убедился, что тот мертв.
Старик был гораздо выше, чем показалось сначала. Седой великан в халате из черного и красного шелка, похожем на плащ оперного злодея.
— Нужно уважать древние легенды, — сказал Люброссо, стоя над трупом и поглаживая перстень.