Лаборатория. Железная власть
Шрифт:
Как там было у Кинга — ДДДТ? День другой, дерьмо все то же.
Да нет, с ним такое впервые. Бэд бит [6] .
Желание забыться внезапно стало таким пронзительным и томительно сильным, что Игорь впервые за много лет ощутил острую потребность выпить. Но не махнуть пару стаканчиков, а подойти к делу серьезно, с присущим русскому человеку размахом. Наличности оставались копейки, но на ларечные подделки, гордо именуемые «джином» или «отверткой», хватало вполне, что полностью соответствовало мазохистскому желанию изнасиловать не только душу, но и тело. Именно сомнительного качества суррогатом, а не чем-то относительно приличным. Не празднуем же — поминаем. Вот оно — дно пропасти, выбраться из которой можно было только на волшебном ковре-самолете. Как говорится — добро
6
От англ. bad beat — сильно побитый — ситуация в покере, когда претендующая на победу рука оказывается побитой более сильной рукой.
Инженер осмотрелся, скребя пальцами небритую щеку. Разглядев сквозь пелену дождя мигающую вывеску продуктового на другой стороне улицы, он сунул руку в карман за хрустнувшей сторублевкой, чувствуя себя персонажем какой-нибудь старенькой блюзовой песни. Одиноким, бредущим по пустынной дороге с гитарой наперевес, меланхолично ожидающим, когда жизнь снова уронит на его пути камень, о который он непременно споткнется. А может, просто пинком отправит в придорожные кусты.
Эй, палач, палач — постой, постой-ка, погоди.
Скачет кто-то там, далече, и друг мой — впереди.
Эй, дру г, мой друг, я слышу звон
Монет в мошне твоей,
Иль обманулся я в тебе
И пасть главе моей?
Нет, денег я добыть не смог, мой друг, меня прости.
Ведь знаешь ты, как мы бедны, самим б концы свести. [7]
Вспомнив старинную народную песню, воспевавшую виселицу, что получила второе дыхание в аккордах великой группы, инженер усмехнулся. Говорят, многие известные открытия и достижения в науке и искусстве совершались их авторами в моменты глубочайшего духовного и физического упадка. Так, может, настал и его «звездный» час?
7
Led Zeppelin «Gallows Pole». Перевод С. Аверьянова.
Нет, денег я добыть не смог, мой друг, меня прости.
Ведь знаешь ты, как мы бедны, самим бы концы свести.
Верилось с трудом.
— Восемьдесят рублей сорок восемь копеек сумма покупки вашей составила, — безэмоциональной записью отрапортовала засиженная мухами электронная касса.
— Подавись.
Эпоха прогресса, а цены на выпивку хуже некуда. Игорь не глядя сгреб выброшенную автоматом сдачу, откупорил бутылку «трехтопорового» портвейна в бумажном пакете и сделал долгий жадный глоток. Тут же подавился разящей спиртом бурдой, с непривычки закашлялся, прижимая кулак ко рту. Ультразвуковая возгонка дубовых опилок — ему вспомнился термин, вычитанный когда-то в одной из брошюр о тонкостях самопального винокурения. Или это было про коньяк? Какая разница, вкуса эта информация все равно не прибавит. Игорь отдышался, интуитивно пряча «мерзавчик» под курткой, пока мимо с акульей неторопливостью дефилировал полицейский «форд» с выключенными мигалками, и, выждав пару минут, осторожно отпил еще. Алкоголь обжигающим теплом растекся по телу и немного успокоил расшатанные нервы. Ж ить можно.
Кто-нибудь покажет мне выход?
Кто-нибудь вправит мне мозг?
Я оторвусь сегодня вечером,
Это только моя вина… [8]
Оглядев пустынную улицу, Игорь задержался на застывшем у входа в сквер механическом струнном квартете, установленном на присыпанном комками жвачки подиуме. Он подошел к роботам и посмотрел на овальные безликие головы в засиженных голубями цилиндрах.
— Мокнете?
Порывшись в кармане, он опустил монетку в приемник, и она, звонко прокатившись, шмякнулась где-то внутри. Игорь некоторое время ждал, но музыканты-манекены оставались недвижны. Ударить, чтобы получить десятирублевку обратно, не поднялась рука.
8
Led Zeppelin «Nowbody’s Fault But Mine».
— На здоровье.
Хмыкнув,
Дождь унялся, и летний вечер разливал по небу акварельно-алые и лаймово-зеленые краски. Терпко пахнуло умытым городом. Продолжать насиловать организм портвейном не хотелось, и Игорь решил ограничиться бутылкой «Балтики», которую теперь зачем-то нес в полиэтиленовом пакете, вместо того чтобы попросту сунуть ее в карман. Но прежде чем продолжить, надо было закусить. Потоптавшись возле дымящегося лотка, он съел небрежно наструганную шаверму в промасленной бумаге, от которой разило хозяйственным мылом. Съел с удовольствием, наплевав на сомнительное происхождение мясного ингредиента, в котором с очевидным умыслом скрыть истинный вкус явно перехватили со специями. Все равно понравилось. Подкрепившись, инженер двинулся дальше. Ему необходимо было двигаться — бесцельно, безостановочно, как механизму. Делать хоть что-то, не позволяя отчаянным мыслям вновь и вновь пробираться в голову, вселяя апатию, полностью подчиняя сознание.
Ноги сами принесли на Невский, который, как всегда, встретил оживлением. Так даже лучше. Игорь огляделся и побрел по нестареющему гранитному сердцу города, скользя отрешенным взглядом по беззаботным лицам текущих навстречу прохожих. Резко расхотелось пить. Виной тому была сытость, а может… Может, ему уже не хотелось и этого. На Казанском мосту некоторое время он постоял, наблюдая за меланхолично плещущейся о могучие стены канала водой. Вот уж кому действительно все равно. Он вспомнил прогулку на гондоле, управляемой мимом-капитаном. Казалось, это было много-много лет назад. Затем поискал глазами изящную лодку и нашел ее, спокойно покачивающуюся на привязи у ступенчатого спуска. Самого мима нигде не было видно. Пытаясь разглядеть среди торгующих картинами художников и вооруженных мегафонами экскурсоводов долговязую фигурку в черном трико, Игорь немного послонялся в окрестностях моста. Наконец в одном из переулков он неожиданно заметил потасовку. Двое кавказцев с громкой бранью пытались выдернуть из рук отчаянно сопротивляющегося долговязого человека небольшой красный ящик. Игорь сразу же узнал мима. Пристроив пакет с бутылкой на мостовой у кованых ворот, ведущих в переулок, он быстро пошел к дерущимся.
— Тэбя Рубэн для чэго в цэнтр паставил, э? — напирали кавказцы на храбро отбивавшегося мима. Один из них тыкал ему в лицо поросший курчавым волосом кулак, в котором были зажаты несколько мятых купюр. — Чтобэ ты капэйки эму прыносыл? Папэрти аколачывал? Болшэ надо работать! Чэго молчишь? Язык проглотыл? Раз нармално нэ заработал, гони шарманку!..
— Эй! — крикнул Игорь, когда до вцепившихся в аккордеон кавказеров оставалось несколько шагов. — Отвалите от него!
— Нэ твае дэло, — потревоженным хищником недовольно рыкнул один из нападавших.
Игорь даже не остановился. С ходу воткнув кулак в заросшую густой щетиной скулу ближайшего кавказца, он с воодушевлением начал молотить растерявшихся грабителей, давая выход накопившейся злобе. Те отступили, изумленные натиском невесть откуда взявшегося одиночки, и в конце концов, выкрикнув что-то непонятное и отшвырнув с дороги мима, припустили к выходу из переулка.
— И передайте Рубэну, что денек он переживет, — Игорь воинственно одернул куртку. Сердце, подстегнутое алкоголем вперемешку с адреналином, бешено колотилось. — Гоп-стоперы, м-мать. Шустро они накинулись, вдвоем-то. — Он помог подняться актеру. — Руководство не устраивает твой уровень КПД?
Инженер подобрал пакет и, подождав, пока мим закинет на плечо отвоеванный аккордеон, пропустил его вперед себя на проспект. Перейдя на другую сторону улицы, они миновали Дом книги и свернули на Малую Конюшенную, по которой слонялись запоздалые парочки.
— Лодка на месте, — снова заговорил Игорь, потирая ушибленные о стальную челюсть кавказца костяшки, когда оба устроились на скамейке возле монумента с часами в центре улицы. — А тебя нет.
Отряхивающий трико актер повернулся к нему и сощурился, всматриваясь в лицо. Через мгновение он улыбнулся, переплел пальцы рук, положив на них подбородок, и, сложив губы бантиком, состроил Игорю глазки.