Лаций. Мир ноэмов
Шрифт:
– Аттик убежден, что Отон покидает Кси Боотис по неверным соображениям, может быть, даже из трусости. Я же вас прошу оставаться непредвзятым и слушать, понимая, что последствия вашего выбора коснутся гораздо большего, чем ваше личное будущее.
– Да перестаньте вы говорить о трусости, Рутилий.
Аттик вдруг показался ему необычно напряженным – обычно он не позволял себе так явно проявлять тревогу. Или же ставка в игре достаточно высока, чтобы его взволновать. Автомат продолжил, нахмурив брови:
– То, чего ни вы, ни Отон, кажется, не осознаете – это огромный риск, на который мы идем, отправляясь в космос, тогда как наша
– Что за задача? – спросил Эврибиад. – О чем вы говорите?
– О вас. Об этой планете. Почему, по-вашему, Отон обосновался здесь, у самого Рубежа, и создал такую упрямую и неудобную расу, как людопсы?
– Чтобы мы сражались с демонами космоса, – тихо ответил Фемистокл.
Этому учили щенков. Во время финальной битвы людопсы станут орудием Отона, покажут, как они умеют служить своему хозяину, и достигнут вечного блаженства. Поэтому каждый гражданин проводил большую часть своей жизни в служении богу – каждый по-своему, в зависимости от способностей. Культура Архипелага была частично основана на этой вере. Эврибиад на минуту задумался: стала бы их цивилизация такой же клановой и воинственной, не будь с ними Отона. Вопрос этот, по сути, не имел смысла, потому что без Отона – по крайней мере, он так говорил – людопсов вовсе бы не существовало.
– Совершенно точно. Вы должны помочь нам справиться с нападением варваров, которые хлынут на Империю. Мы работали почти тысячу лет, чтобы адаптировать Кси Боотис и помочь вам создать жизнеспособное общество. Если мы уйдем сейчас, то рискуем разрушить все, что построили.
– Зачем Отону понадобились мы, – спросил Эврибиад, – когда в его распоряжении межзвездный корабль и огромная армия мощных и неутомимых металлических воинов? Он не может оставить нас здесь и прилететь за нами позже?
– Мотивы Отона, – ответил Аттик, – пусть лучше изложит вам сам Отон. Но знайте, что он по-настоящему в вас нуждается, и улетать сейчас, когда у вас не было времени подготовиться, мне кажется ошибкой.
– А когда, по-вашему, наступит подходящий момент?
Рутилий сухо ответил:
– Если предоставить вас самим себе – никогда. С нашей помощью – триста или четыреста лет. Останется примерно столетие до момента, когда варвары, в свою очередь, найдут способ прорвать Рубеж, границу, которая пока защищает нас от их наплыва. За это время по плану Аттика ваше общество пройдет индустриализацию, и вы начнете понимать, как функционируют технологии, чуть более развитые, чем копье.
Он помолчал несколько секунд и продолжил:
– Позиция Аттика вполне состоятельна. Однако необходимость пересиливает закон. И поскольку мне приходится спорить с ним, защищая Отона, опасность велика, но и награда будет огромной. Ладно, мы приехали.
И в самом деле, пока они беседовали, поезд затормозил – так мягко, что Эврибиад этого даже не заметил. За открывшимися дверями обнаружилась пустая платформа.
Плавтина поняла, что движется, стоя на широкой платформе на вершине башни, окруженной толстыми перилами из кованого железа, которые сотрясал холодный, бодрящий и гудящий штормовой ветер.
Мир вокруг был пикантным на вкус, искрящим электричеством, покалывающим язык, населенным примитивной, хаотической жизнью. Мощные просоленные водяные брызги хлестнули ее по лицу, попали в открытый рот. Молния прочертила зигзагом движущиеся облака, которые постоянно и незримо
Огромное серое пространство, сотрясаемое толчками, различимыми даже с той высоты, на которой она находилась. Она не видела ничего подобного на старой красной планете, покрытой галькой и ленивыми песочными дюнами. Только камни и дюны, насколько хватало глаз, вплоть до густого тумана, скрывающего далекий горизонт. Если она упадет в этот океан, покрытый эфемерной пеной, то задохнется от йода, рыбы ее сожрут, и кости ее, отмытые морем добела, будут бесконечно спускаться в темную глубину. Это было одновременно красиво и пугающе.
– Вы лучше себя чувствуете?
Она обернулась, подскочив от испуга. За ней стояла пожилая женщина. Подобных ей Плавтина никогда не видела – она ведь была из мира, где люди жили почти вечно. Под темным плащом угадывались очертания тощего тела. У нее было худое лицо и выразительный взгляд. Прямые волосы – почти все седые – доходили ей до плеч. Она положила сухонькую руку на плечо Плавтины, будто желая успокоить.
Руку, изборожденную морщинами – как будто она познала на себе многовековую злость стихий, которые создали и выпуклые, словно по контрасту, вены на ее тыльной стороне. Четырехпалую руку.
– Кто вы? – прошептала Плавтина. Но рев ветра заглушил ее слова, а повторить вопрос она не решилась: она заметила, что пожилая женщина на самом деле не существует, хоть она и ощущает, как груба ее кожа. Ее собеседница походила на тех призраков, которые окружили ее по пробуждении, когда ее душа выскользнула из тела. Бледное, слегка прозрачное существо, словно лишенное консистенции, без той глубины, которая отличает материальные тела. Она казалась не таким мимолетным видением, как остальные, более плотной. И однако, без всякого сомнения она была программным продуктом – ноэмом, ведь так они себя называли. Поняв это, Плавтина испытала странное раздражение, почти гнев, словно ее одурачили. С самого начала она ждала, чтобы с ней заговорил кто-то реальный, и этот момент никак не наступал.
– Кто вы? – спросила она уже громче, отстраняясь.
Видение нимало не смутилось. Женщина улыбнулась, вытянула шею и повысила голос, чтоб ее было слышно:
– Вы можете называть меня Ския.
Ския. Тень. Может быть, на самом деле Плавтина не вернулась из царства мертвых. Может быть, она тоже была призраком, мыслью той, другой, повсеместной Плавтины, по чреву которой она шагала – как тот рыбак, проглоченный рыбой, из священной книги иудеев.
Но Ския – как она тут же сообразила – тоже было греческим, а не латинским словом, что выбивалось из правил и стирало символическую границу между человеком и машиной.
Снедаемая удивлением и любопытством, молодая женщина решила временно примириться с собеседницей.
– Я хорошо себя чувствую. Я пришла в себя. Вы знаете, что со мной случилось?
– Вы непривычны к взаимодействию с ноэмами. Вы ненадолго заблудились в вычислительном субстрате Корабля. Мы боялись, что ваш разум может так отреагировать. Теперь, когда мы привезли вас сюда, подальше от сети, давление на вашу психику ослабло.
Старуха снова улыбнулась и продолжила:
– Мы обустроили это место для вас. Большое водное пространство создает отличную изоляцию.