Лаций. В поисках Человека
Шрифт:
На самом деле вы мертвы, бросила Плавтина. Ничто не могло бы вас спасти – и никто. Она почувствовала, как слеза сбегает по ее щеке при воспоминании об этом аспекте, с которым она встретилась всего один раз. Она вспомнила Корабль, по которому путешествовала после своего рождения, – прекрасное место, такое огромное, что она могла бы блуждать там остаток своих дней; место, куда проникал небесный свет – в противоположность тьме, где таились плебеи.
Образ Ойке беспомощно поднял руки. Она знала лишь то, о чем могла вспомнить, – это было немного. Чего хочет Плавтина? Она и сама не смогла бы сказать. Но ей необходимо
Я могу помочь, прошептала она, указывая на артефакт, скрытый в когнитивной системе Плавтины. Здесь, в этом месте, у вас фармакон, созданный, чтобы хранить воспоминания. На периферии сознания Плавтина увидела, что Аттик поморщился. Когда Отон поручил ему проверить ее, он этого артефакта не заметил.
То, что она желала знать, было в ней самой. Всякое знание – лишь воспоминание, пропела Ойке. Вы готовы? Плавтина не могла сказать, но в любом случае ей не терпелось. Когда процесс запустится, отступить она уже не сможет. По толпе плебеев прошла напряженная волна. Они, со своей стороны, ожидали откровения космического масштаба, своеобразной Плеромы [15] которая поможет им совершить мгновенный прыжок от невежества к осознанию.
15
Pl'er^ome: «полнота», иначе говоря, доступ ко всем небесным сферам у христианских гностиков.
Так и произошло в этом тотальном опыте, пережитом каждым из присутствующих созданий, – в видении, точном и всезнающем, абсолютном, покрывающем все точки зрения и все измерения.
По закону жанра история началась с конца. С темноты. Прекращение передачи, прокомментировала реминисценцию Ойке.
За секунду до этого. Корабль, от которого остался лишь тонкий ручеек сознания, распадался в ледяном космосе после того, как его корпус разорвало взрывом. Она едва успела увидеть, как целые пласты обшивки разлетаются в разных направлениях.
Еще раньше. Системы герметизации прекратили работать, высвободив скудный запас антивещества, которое мгновенно исчезло в разрушительной вспышке.
Плавтина не смогла удержаться от крика. Ойке намеренно разрушила Корабль. Это было лучше, чем позволить победить врагам – жуткому вторжению, от которого она погибала.
Боль. Зараза прогрессировала, ярус за ярусом занимала нижние части Корабля, разрушала ноэмов одного за другим – систематически, словно армия, лишенная свободы, но движимая одним намерением. Резня, смерть, разрушения – вновь и вновь, пока обваливались целые грани ее самой.
Ее лицо было залито слезами. Она увидела себя глазами Ойке – хрупкое и дрожащее лысое создание, едва рожденное и уже вынужденное бежать, на землистом холмике посреди невероятного зала, заполненного гниющей зеленью.
Видение становилось все ярче, приближалось к пароксизму. Оно распространялось колебание за колебанием, выливалось из огромной залы Экклесии, словно прилив, который накатывает раз за разом с бесконечным терпением, постепенно захватывая пляж. Волна за волной оно поднималось, втягивало все больше ноэмов в общее восприятие, заставляя их сознания замирать в ступоре.
Еще раньше. Началось заражение – неуловимое, осторожное, захватывающее плохо
Психическая волна, которую генерировали плебеи, продолжала распространяться, силой вбирая в себя сознания по всему Урбсу, и ничто не могло ее остановить. Она коснулась верхней части города, залитой алым светом Проксимы Центавра С. Она проникла и во дворец, и в храмы; хлынула в тронный зал, где старый слабоумный император пробудился в первый раз за пять веков; его проржавевшие суставы жутко заскрипели, а глаза едва не выскочили из орбит от того, что он увидел у себя внутри; изо рта сбежала ниточка слюны. Волна все еще росла, превращая каждого в бессильного свидетеля драмы, стоившей жизни Интеллекту у одиноких Рубежей.
Видение задрожало. Плавтина больше не могла это терпеть, эмоциональная сила происходящего терзала ее сознание. Раскол внутри ее создательницы приобретал масштабы космической трагедии. Фрагментация! Но ведь она и позволила врагам завладеть Кораблем! И, несмотря ни на что, это продолжалось. Ничто, кажется, не могло остановить процесс. Вся низость множественных личностей, из которых состояла Плавтина, вышла на свет – жалкое, непристойное зрелище. А зараза приближалась к исходной точке. Плоос с нескрываемой спешкой расшифровывала сообщение от таинственных Кораблей, появившихся неподалеку в самый решающий момент.
– Виний!
Плавтина взвыла. Это было самое чудовищное и отвратительное предательство, которое только можно представить. Ее крик на долю секунды заполнил каждое сознание, населявшее Урбс. И вместе с ней запричитал каждый плебей в городе, так, что этот жуткий плач стал еще громче.
Волна пересекла Форум, замораживая каждого ноэма на своем пути и заставляя переживать гнев Плавтины – неважно, был он союзником Виния или безразличен к его делу. Между ее «я» и остальным миром не оставалось инаковости, различий.
Предательство! Подлое, гнусное предательство! Как же ее убийцы оправдают свое деяние, которое теперь выставлено напоказ и оставило след в каждом существе, наделенном мыслью?
Штормовая волна не пощадила никого и ничего, захлестнула даже маленький дворец Камиллы и двор, заросший странным организмом – слишком осознанным, чтобы не задрожать, но слишком растением, чтобы обратить на волну внимание. Хозяйка особняка отчаянным усилием попыталась защитить от проникновения сферу концептуального совершенства, которую соткали они с Отоном. Ничего не помогло. Принцепсы Урбса – всего горстка ноэм – не могла тягаться с огромной мощью, порожденной толпой плебеев. Отон почувствовал, что его вырывают из себя самого. Проигнорировав союзницу-однодневку, он почувствовал, как его разум заполоняют мысли Плавтины, ее присутствие – неощутимое и рассеянное, но абсолютно реальное. На секунду он обменялся эквивалентом озадаченного взгляда с той, кого принял за жалкую тень древней силы, и невольно задрожал, поскольку она тоже прощупывала его. Она уловила двусмысленность его намерений и жар амбиций, не дающий ему покоя, как силу, с которой никто, даже сам Отон не смог совладать. И Плавтина отвернулась от него. Разве не он забыл о ней, предал ее? Разве он не подыгрывал убийце Винию, позволив так себя провести?