Лагерный флаг приспущен
Шрифт:
Они шли вдоль изгороди, которой обнесен лагерь. У Лауры Сережкин электрический фонарик. Плечо Сережки ощущало приятную тяжесть малокалиберной винтовки ТОЗ на ремне. Лучше бы, конечно, берданку, с которой ходит медбрат Леня Дашков. Из той уж если бабахнешь! Но «бабахать» за всю смену никому не приходилось. Это только в крайнем случае. Да и малокалиберная винтовка — тоже оружие. Две доски просаживает. Навылет.
В лесу у подножья горы трещат цикады. Где-то далеко соревнуются два лягушачих хора. Над кустами светлячки прочерчивают зеленые трассы. Красиво! Один угодил прямо на беретку Лауры. И мерцает. Как звездочка.
Маршрут Сергея
Лаура дежурит в первый раз. Девочек совсем не назначают. Только она добилась.
— Разве я хуже, чем мальчик? — сказала она начальнику. — Я сильная. Я ничего не боюсь… мои, как это называется?.. Свер-стни-ки — там, в Испании, знаете что делают?.. Там, правда, опасно…
Лаура шла молча. Сергей услышал, как она вздохнула.
— Я знаю, о чем ты думаешь.
— О чем, амиго? [1]
— Об отце. Как он там…
— Да, амиго, да, — и опять замолчала надолго. — Понимаешь, Сережа. Вот мы тут. В лагере. Все у нас есть. И Советская власть. И Красная Армия… Бояться нам нечего. А там…
— Ты боишься за отца?
— Правда если: боюсь немного… Хоть он сильный. И очень смелый. И опытный… Его, знаешь, как товарищи уважают! Но я сейчас о другом думала. Хочу туда…
Лауре было всего четыре года, когда ее отец, испанский коммунист Хосе Веласкес, спасая семью от преследований диктатора Примо де Ривера, покинул родную Астурию. [2] Здесь, в великой Советской России, нашел он приют и работу, защиту и кров для жены и дочери. Лаура плохо помнит свой родной город Овьедо. С первого класса она училась в русской школе в одном из маленьких городков Донбасса, где отец работал в шахте. Выросла среди русских и украинцев, она хорошо говорила на этих языках. А испанским владела в совершенстве. Отец требовал, чтобы дома жена и дочь разговаривали по-испански. «Человек, забывший родной язык, — не испанец!» — говорил он.
1
Друг (исп.).
2
Провинция Испании.
В прошлом году коммунист Хосе Веласкес, наконец, добился решения ЦК и нелегально, через Францию, вернулся в Испанию, где уже назревали грозные события…
Сергей очень уважал Лауру. Она была какая-то необыкновенная. Не такая, как другие. Может, потому, что ее отец там, в далекой Испании, борется за победу рабочего класса. Может, потому, что Лаура ни в чем не уступала ребятам. Так же прыгала, бегала, лазила по деревьям. Никогда не хныкала и ничего не боялась, И еще Сергей заметил, что не только он, а все ребята при Лауре становились будто умнее, взрослее и мягче. И если Лаура хвалила какого-то парня, он смущался. А другие втайне завидовали ему. Лаура всего на полгода старше, но она кажется Сережке совсем взрослой. И он как-то робеет перед нею.
— Сережа, — прервала Лаура его мысли, — недавно к нам приходил папин товарищ. Молодой. Приехал оттуда. Он нам с мамой рассказал один случай…
…В октябре рабочие Астурии подняли восстание. Они захватили Овьедо и другие города области.
Сорок юношей-рабочих попали в окружение. Когда кончились патроны, фашисты захватили их в плен. Офицер приказал им выстроиться в две шеренги… Измученных, окровавленных ребят солдаты кололи штыками в спину и гнали впереди себя к окопам красногвардейцев.
Товарищи увидели их, узнали и опустили винтовки. Стали кричать, выскакивать из укрытий к ним навстречу… А за юношами шли три сотни наемников, солдат-карателей, озверевших от крови и насилия. Вот-вот подойдут они к окопу, и тогда…
Тогда один из сорока сорвал с головы окровавленную повязку и закричал:
— Братья! Стреляйте в нас!
В окопе все замерло. Как? В них стрелять? Уничтожить своих ребят?! А юноша, собрав все силы, закричал еще громче:
— Стреляйте, братья! За нами фашисты! Не жалейте нас! Братья, стреляйте в палачей!!! — и тут же упал: офицер выстрелил ему в затылок.
В ярости затряслись красногвардейские пулеметы. В упор хлестал по фашистам свинцовый ливень… Никому из наемников не удалось уйти живым… Красногвардейцы отомстили за погибших братьев…
— Хочу быть такой, как тот камарадо, [3] — тихо сказала Лаура. Потом прислушалась и прошептала: — Идет кто-то…
— Стой! Кто идет? — крикнул Сергей, срывая с плеча винтовку. Лаура включила фонарик. В ответ из темноты ударил мощный сноп света. Ослепил. Тотчас раздался голос:
3
Товарищ (исп.).
— Свои. Пограничники.
Яркий свет погас. Подошли двое с короткими кавалерийскими карабинами в руках.
— Ну, как тут у вас? Никто не проходил?
— Нет. А вы что, ищете кого?.. Спросите еще у Дашкова. Он с той стороны ходит.
— Служба, ребята, — голос красноармейца дрогнул. Наверно, улыбнулся. — Ну, мы пошли. Бывайте… — Тихие шаги пограничников заглушил лягушачий хор.
Как Сережке хотелось помочь пограничникам! Навести на след. А может, и поймать нарушителя. Тогда бы…
— Я ведь в комсомол хочу, Лаура, — тихо сказал он. — Только стыдно. Ничего такого не сделал… ну, геройского, чтобы не сомневались…
— Сделаешь, амиго! — серьезно ответила Лаура. — Я знаю: ты сделаешь. В комсомол тебя обязательно примут. Они тоже поверят, что ты сделаешь.
Долго ходили молча.
— На флаг не могу смотреть… приспущенный. Стыдно. И к Ануш пойти надо. А не могу. Тоже стыдно.
— Я была у Ануш вчера и сегодня. Привет от всех передала. А стыдно всем, Сережа. Не тебе одному. Значит, все скоро выяснится.
— Есть у меня на примете один… Только вот доказать не могу. Потому и молчу.
— Скоро он сам свое лицо покажет. Помнишь, Андрей Андреевич говорил: «Можно обмануть одного человека. Можно обмануть десять. Но никогда нельзя обмануть коллектив! Если он настоящий…» А ведь мы настоящие! Правда, амиго?!
СЛАВА ШЕРЛОКА ХОЛМСА
Утром, еще перед линейкой, лагерь облетели ошеломляющие известия. Пропал Степан Луговой.