Лаки
Шрифт:
Какие, однако, дурные вести. Его адвокат в Нью-Йорке – кретин. Ему следовало взять защиту в собственные руки. Это Америка – каждый может печатать что захочет, – и, если глупая обезьяна позировала голой, значит, он имеет право напечатать снимки. И вообще все, что ему вздумается.
Никакой тупоголовый судья не будет указывать Сантино Боннатти, что можно делать, а чего нельзя.
Едва Иден закончила зарядку, как приехал Сантино. Он ворвался в гостиную, как маленький Цезарь, весь воняя потом в своей шелковой рубашке и костюме-тройке. Пыхтя, он плюхнулся в кресло, расставил ноги,
– А ну-ка, отсоси!
Иден онемела от ярости. В углу комнаты сидел Зеко и раскладывал пасьянс. Служанка пылесосила холл. Разнорабочий копался во дворе.
– Все, достаточно, – заявила она храбро. При таком количестве свидетелей ничего он ей не сделает.
Не успела она оглянуться, как он вскочил с кресла и, размахивая коротенькими ручками, налетел на нее. Бац-бац, бац-бац. Она ударила его в ответ.
– Ах ты, скотина!
Бриллиантовое кольцо на его мизинце впилось в ее нежную кожу. Показалась кровь.
– Я ненавижу тебя! – воскликнула она, схватившись за щеку.
Зеко не повернул головы. Служанка продолжала пылесосить. Разнорабочий сыпал какой-то порошок в бассейн.
Иден бросилась в ванную и в ужасе уставилась в зеркало. Он изуродовал ей лицо!
Сантино последовал за ней.
– Почему ты всегда идешь мне наперекор? – жалобно заныл он. – Сама себе делаешь хуже. У меня и так масса проблем.
Она смочила ватку и начала аккуратно промывать ранку.
– Я выслушиваю достаточно всякого дерьма дома. Сюда я прихожу снять напряжение и расслабиться.
Она не обращала на него внимания.
Он увидел свое отражение в зеркале рядом с ней и поправил галстук. Как плохо, что он совсем полысел. Однако – как там говорится? Лысая голова – большой член.
– А кстати, встань-ка на колени, милочка.
Милочка? Он еще называет ее милочкой. Это после того, что он сделал. Ну уж нет. Довольно. Так или иначе, но ей надо выбираться отсюда.
Через два дня Сантино сообщил ей, что идеальная роль наконец появилась на горизонте. Он швырнул ей сценарий.
Она еще не простила ему, что он оцарапал ей лицо, но тем не менее прочитала сценарий – и испытала шок.
Типичная порнография.
– Да нет, просто «сиськи-попки», – разуверил он ее. – Мягкое порно. А это – две большие разницы. Если не нравится, я найду кого-нибудь другого.
Она снова перечитала сценарий. Может быть, что-нибудь и получится, если внести пару изменений, вырезать сцену изнасилования, поработать над характером девушки. Все-таки заглавная роль.
А кто режиссер? – спросила она.
Райдер хочет попробовать.
Он – продюсер.
Значит, режиссером будет сам Рейган. Сегодня мы его увидим.
А кто мой партнер?
Парнишка по имени Тим Вэлз.
Она приложила все силы, чтобы выражение ее лица осталось безразличным. Тим Вэлз. Молодой актер, с которым она сбежала в Лос-Анджелес пять лет тому назад, оставив в Нью-Йорке Ленни Голдена.
Когда-нибудь слышала о нем? – поинтересовался он.
Нет, – соврала она.
Я тоже. – Сантино сплюнул. – Но говорят, он ничего. Так ты будешь сниматься или нет?
Она вздохнула. И согласилась. «Сиськи-попки» все же лучше, чем ничего.
ГЛАВА 100
Похороны
– Насколько мне известно, миссис Голден нездорова, – сообщил семейный адвокат Лаки.
– Что же с ней такое?
Адвокат прокашлялся.
Думаю, она до сих пор не совсем оправилась от последствий катастрофы.
Но прошло уже три года, – напомнила Лаки.
Знаю, – глубокомысленно заметил адвокат. – Но, по моей информации, она рассчитывает выздороветь ко дню оглашения завещания мистера Станислопулоса.
Естественно, – саркастически бросила Лаки.
На похоронах Димитрия Лаки испытывала странное чувство. Она не ощущала себя безутешной вдовой. Казалось, она потеряла старого друга – ибо, с тех пор как приняла условия Димитрия относительно Роберто, они вполне ладили. После смерти Франчески он не был ей ни мужем, ни любовником. Но остался мудрым советчиком и прекрасным отцом. Ей будет не хватать его.
И что же теперь? У нее есть и свобода, и Роберто. Она может брать его с собой куда и когда хочет. Весь мир открыт перед ними.
Однако, обретя полную свободу, она толком не знала, что с ней делать.
Будь ее воля, Олимпия полетела бы на похороны отца – она хотела попрощаться с ним. Но как можно, если она похожа на слоненка!
Когда ей сообщили печальную весть, она не поверила, что Димитрий действительно умер. Он не мог так поступить с ней. Всю ее жизнь Димитрий как скала стоял за ее спиной, готовый в любую минуту вытащить из очередной переделки. В детстве он спас ее от нелюбящей матери и позволил жить с ним. В юности, когда Олимпию собирались исключать из всех школ, в которых она училась, он успокаивал доведенных до белого каления учителей. А в зрелые годы Димитрий откупался от ее мужей и следил, чтобы ее жизнь протекала гладко. С таким отцом, как Димитрий Станислопулос, ей никогда и ни о чем не приходилось беспокоиться.
И вот он ушел.
Все из-за Лаки.
– Эта сука убила его, – сообщила она Ленни. – Одного отеля ей показалось мало. Этой суке нужны все его деньги.
– О чем ты говоришь?
Она доводила его до сумасшествия. Нет, трех лет каторги вполне достаточно. У него не осталось сил терпеть.
Все началось, когда Димитрий на ней женился, – продолжала Олимпия. – Именно она не позволяла ему приходить ко мне в больницу. Она всегда ревновала его ко мне.
Но он приходил в больницу.
Только один раз! – бросила Олимпия. – А потом ей каким-то образом удалось запереть его на острове. – Она кивнула головой. – Не знаю как, но именно она убила его.