Шрифт:
В Даболим мы приземлились в сумерках. Народу в зале прилета скопилась тьма тьмущая, и когда вместе с другими прибывшими я наконец вывалился из аэропорта с багажом в обеих руках, на улице уже стояла непроглядная ночь. В высоком небе переливались звезды, а под ногами шныряли портеры и так и норовили утащить твой чемодан, якобы помочь с такси, а на деле выудить доллар-другой у еще не успевшего сориентироваться туриста. Путь мне предстоял неблизкий, и я заранее решил, что останусь на ночлег где-нибудь в окрестностях, а в Канакону отправлюсь на следующее утро – отдохну от долгого перелета, да и ехать буду при свете дня. Мой выбор пал на Васко да Гама, культурный портовый городок с парочкой приличных отелей на главной улице; четверть часа на такси, и я уже заселялся в номер одного из них, мысленно хваля себя за это решение. Ехать в черной ночи никуда не хотелось, да и отель на первый взгляд оказался лучше, чем я ожидал. Персонал вышколен, горячей воды в кране сколько душе угодно, ужин накрыт в ресторане на верхнем этаже – чего еще желать с дороги.
Утром я не спешил. В Канаконе меня едва ли ждут раньше обеда, так что, отзавтракав в полном одиночестве в чинной столовой, со всех концов обдуваемой кондиционерами, я с наслаждением вышел на солнце и пустился осматривать город. Улица, вчера вечером ярко освещенная фонарями, сейчас выглядела пыльной и невзрачной. На дороге, по гоанским меркам просто великолепной – с высоким бордюрным камнем, разделяющим две полосы, с островками земли вроде клумб, только без цветов, с пешеходными переходами, – несмотря на раннее утро, вовсю толпился транспорт местного розлива: автомобили времен моего детства, мопеды и дряхлые, накрененные на бок автобусы, каких даже я не видывал. Хороших машин
Богмало оказался типичной индийской деревушкой на берегу океана. Вдоль сухой песчаной дороги тянулись низенькие домишки, на обочине среди всякого хлама сидели на земле и смотрели на все безразличными глазами полуодетые мужчины с темной как смоль кожей и женщины в сари, с детьми на руках; все они, по всей вероятности, тут же, на улице, и жили. Такси высадило меня у входа на пляж. Дальше пришлось пробираться сквозь ряды торговых лавочек, увешанных всякой утварью, под нос мне совали штаны, крема, пакетики со специями, поющие чаши, барабаны, да все подряд – завидев свежее лицо, торговцы наперебой бросались предлагать свой товар. Как видно, набитые до отказа автобусы подъезжали сюда с самого утра, выгружая толпы индийцев, в основном мужчин, решивших провести субботний день на пляже. Вот и сейчас в одно время со мной у входа с грохотом затормозил очередной без окон, без дверей автобус, из него высыпали похожие друг на друга лица, галдящие и чем-то словно недовольные, кучной толпой они встали на месте и принялись перекрикиваться, шуметь, как будто даже ругаться; я с трудом протиснулся между ними. Впереди лежал океан, и он дышал простором.
Пляж здесь такой же точно, что я встречал повсюду в северном ГОА. Гладкая песчаная полоса, по которой так приятно идти, окуная ноги в шелковистое мелководье, позади ресторанчики, их называют тут шарками, и лежаки в аренду; один-единственный отель, помпезный и наверняка непомерно дорогой, стоит на берегу чуть левее, в окружении пышных кокосовых пальм; встречающиеся на пляже европейцы, несомненно, его постояльцы. В отдалении, там, где заканчивался пляж, тянулась канава со сточными водами, за ней возвышались груды мусора, и ветер нет-нет да приносил оттуда запах нечистот, но это не слишком портило впечатления – на самом пляже было относительно чисто и, как ни странно, тихо. Народу в этот час собралось уже немало, но, разойдясь кто куда по широкой песчаной полосе, друг другу не мешали. Индийцы, как водится, сбивались в кучки. Молодые парни компаниями по пять-шесть человек слонялись взад-вперед, щелкая семечками и глазея на туристов, семейства из нескольких поколений, с детьми и престарелыми родственниками, держались сами по себе; как правило, они не заходили в кафе и не покупали ничего из еды, не купались и не загорали, а садились на песок, не снимая одежд, и сидели так, и стар и млад, молчаливо взирая друг на друга; вокруг них бегали дети. Только что сошла с автобуса стайка студентов в одинаковых хлопковых рубашках с коротким рукавом, они гурьбой понеслись по взморью, брызгаясь и хохоча с беззаботностью, какая бывает только в их годы, и среди них попадались нежные девчачьи лица с волосами как вороново крыло.
Мало кто купался, хотя вода была чудо как хороша, и заход на глубину, по всему видно, плавный, ровный. Индийцы, я заметил, совсем не любят воду. Я в жизни не видел индийца, рассекающего морскую гладь уверенным взмахом рук, может быть, мне просто не встречались такие. Когда индиец подходит к воде, вид у него такой, будто он впервые увидел океан и не знает, что с ним делать. Маловероятно, что индиец, придя на пляж, скинет с себя одежду и с наслаждением бросится в волны; на пляже у него полно других занятий, и чаще всего до купания дело не дойдет. Если же он решит таки искупаться, то будет барахтаться по колено в воде, кое-как двигаясь по дну вдоль берега, но никогда вглубь. Излюбленное развлечение индийцев – всей компанией порезвиться у воды, погонять мяч, задевая прохожих, побросать тарелочку, устроить партию в крикет, используя вместо биты какую-нибудь деревяшку. Как-то пару лет назад на моих глазах двое индийцев решили оседлать каяк. В отеле, где я тогда жил, были популярны прогулки на каяках: течение в той части бухточки было несильное, разве что к вечеру иногда поднимались волны, от берега несло на хорошей скорости почти безо всяких усилий, на обратном пути приходилось чуть навалиться на весла, но тоже не чересчур. За неимением других развлечений мы по нескольку раз на дню выходили в море, кавалеры катали своих дам, мужички соревновались друг с другом. И вот мы увидели, что впервые за все время к нам решили присоединиться индийцы. Оба были не первой молодости, наверняка отцы семейств, оба неповоротливые, с животиками. Чем они сходу нас поразили, так это тем, что с помощью бич-боя натянули на себя спасательные жилеты; обычно их надевали только на детей. Довольно долго они не могли усесться в лодку. Пытались по очереди, потом вдвоем синхронно, но каждый раз кренились на борт и оказывались в воде. У самого берега разбивались волны, и лучше было бы скорее направить лодку вглубь, но им это никак не удавалось. Бич-бой изо всех сил старался вытолкнуть их вперед, но только весь взмок и забрызгал свою новенькую сине-белую форму. После десятка неудачных попыток, им наконец удалось сдвинуться с места, но тут стало ясно, что оба ни разу не держали в руках весел. Лупили по воде кто во что горазд и быстро теряли равновесие, вставали поперек волны и, не удержавшись, опрокидывались в море. Из воды выбирались с трудом: выпирающие на животах жилеты цеплялись друг за друга застежками, и оба прилично надавали друг другу веслами по голове, пока тащили к берегу лодку. Все начиналось сначала. Удивительно было то, с какой серьезностью они снова и снова брались за дело. Незадолго до этого бич-бой усаживал на каяк двух подружек, которые тоже никак не могли отплыть, – они хохотали на весь пляж, и невозможно было не хохотать вместе с ними; так они и не поплыли, сфотографировались с красавцем бич-боем, бросили каяк да побежали скакать на волнах. Эти же двое упорно начинали все заново, и весь пляж посмеивался, глядя на них.
Сегодня я бы с радостью окунулся. Если б только не опасался оставлять на берегу свои вещи – как бы ни понравился мне пляж и каким бы спокойным он ни казался в сравнении с другими, я отлично знал, что в таких местах нельзя терять бдительность. Удовлетворившись тем, что намочил ноги и подышал океаном, я направился в сторону ресторанчиков и сел в одном из них. Мне повезло, место оказалось на редкость удачным. Чистенькие бело-голубые скатерти, на стенах картинки в тон, бойкие официанты, привыкшие ко вкусам туристов. Цены, как и можно было ожидать, намного выше, чем в городе. Я заказал рыбу в тандуре, жареный рис с яйцом и местную лепешку наам, потом, разгорячившись от еды и от все усиливающегося солнца, послушался официанта и взял мороженое с манговым пюре. Уже чувствовалась наступающая жара. Веранда, на которой я сидел, стояла на высоких деревянных сваях, время от времени ее обдувал слабый и оттого ощущаемый особенно остро ветерок; почувствовав его дуновение, невольно замираешь на месте, чтобы успеть поймать его короткую прохладу. Перед глазами до куда хватало взгляда простирался океан. Это была не лазурная синева морских берегов, а желтовато-мучнистая гладь с низкими, долгими, идущими наискосок волнами; небо казалось белым, почти бесцветным и слепило так, что с непривычки резало глаза; у самой кромки воды над песком вздымались вверх клубы пара, воздух вокруг наливался влажным прилипчивым зноем, пахнущим сразу всем, и рыбой, и канализацией, и жареными в масле бананами, и едкими благовониями, что жгли повсюду. Я узнавал запах Индии. Ледяные московские вьюги и остекленевшие в февральской мерзлоте деревья окончательно испарились из моей головы. Сквозь обступавшие со всех сторон запахи, сквозь густой запотевший воздух и вязкую жару я различал дыхание лета и ветер другой земли; я испытывал восторг путешественника, очутившегося в новом краю.
Толпы пляжников остались внизу. Около меня садились только туристы, местные сюда даже не заглядывали. Были и две русские девушки, судя по всему, чем-то сильно раздосадованные. Я их понимал: не хотел бы я оказаться здесь с семьей. Индия чудесная страна, своеобразная и полная сюрпризов; не знаю никого, кто, побывав на этой земле, остался бы к ней равнодушен, поездки сюда редко идут по установленному плану, зато не бывают скучны, лично я, хоть никогда и не был завсегдатаем гоанских пляжей, приезжал в эту страну не раз, и впечатления о ней храню самые теплые. К счастью, неудобства, возникающие на протяжении всего пути, быстро забываются, а пережитые впечатления так поразительны и глубоки, что запоминаются надолго, и кажется, нигде на целом свете ты не испытал бы такого. Единственное, для чего, на мой взгляд, непригодна Индия, так это для путешествия с женщиной. Нашу первую совместную поездку сюда мы совершили, как это обычно и бывает, по настоянию жены. Ездить в Индию стало модно, тут и там судачили об очередных чьих-то приключениях, откровениях, просветлениях и изменениях судьбы, и вот, набравшись духу и заверив меня, что она изучила все возможные трудности такой поездки и вполне подготовила себя к ним, жена уговорила меня купить билеты. Мы останавливались не в самых дешевых отелях и бывали не в самых бедных районах, однако в случае с Индией все это не играет никакой роли. Повсеместная грязь, вонь и картины устрашающего, нечеловеческого существования, открывающиеся из окна такси, поражают женщину еще на подъезде к отелю и впечатываются в ее память, кажется, навечно. Ни роскошные, по здешним меркам, завтраки, ни безбрежный океан, ни берущие за душу мелодии, исполненные в тишине лунной ночи задумчивым бородачом в чалме, не заставят ее забыть о том, что приборы в кафе подали немытые, что хлеб принесли не с кухни, а с соседнего стола, только что окончившего обед, что у входа в ресторан меж ступенями скользнула гадюка и что какой-то мужик, из местных, справил нужду стоя в двух метрах от нас. Добавить сюда наперченную донельзя еду, атакующие отовсюду запахи сточных вод и отсутствие не то что пешеходных аллей, но хотя бы маломальских тротуаров вдоль дорог, наводненных тарахтящими мопедами, навьюченными телегами и бредущими куда глаза глядят коровами, и понимаешь, что все это оставляет твою женщину запертой в четырех стенах отеля – здесь и обед приготовят без перца, и оградят от шума и пыли. Единственное неоспоримое богатство здешних мест, широченные песчаные пляжи, и тех она оказывается лишена. У индийцев в традиции настойчиво и довольно бесцеремонно разглядывать туристов. То, что это доставляет определенное неудобство, да и вообще, выходит за рамки всех приличий, им неведомо. Они будут стоять и смотреть, как вы стягиваете с себя одежду, и не сдвинутся с места, пока не выяснят, какого цвета у вас плавки и что лежит в карманах ваших брюк. Еще и заговорят с вами, если им что-то непонятно. Однажды индиец захотел взглянуть на мои солнечные очки и, когда я дал их ему, ничуть не смущаясь, нацепил их на себя, поглядел вокруг и одобрительно закивал, мол, недурственные у тебя очки, my friend. Интерес их чаще всего вполне безобидный, почти детский, но от этого не легче. Белокожая женщина моментально приковывает к себе внимание, и то обстоятельство, что ее сопровождает мужчина, мало что меняет. Попытки противостоять этому ни к чему не приведут – объяснять что-то им не станешь, отогнать не сможешь. Поэтому в большинстве случаев жена не купалась, а ждала меня на берегу, полностью одетая, под прицельным огнем десятков любопытных глаз. Ничего не поделаешь: таковы местные нравы, а мы здесь всего лишь гости.
После нашего возвращения жена просила никогда больше не предлагать ей ехать в Индию, разве что, уточнила она, настанет день, когда мы пресытимся комфортом и захотим самой простой жизни среди самых простых людей. Лично я совсем не уверен, что такие времена когда-нибудь наступят, во всяком случае, для моей жены. Женщина по природе своей существо утонченное, и надо быть натурой совсем уж не чувствительной, чтобы согласиться на эти тяготы добровольно. Хотя путешествие с женой требовало от меня неустанных усилий – я все время находился в поиске заведения почище и местечка поспокойнее, – в глубине души я не без удовлетворения убеждался: эти края не для нее. Вряд ли есть на свете мужчина, который обрадовался бы тому, что его спутница, получив за столом плавающего в тарелке жука, продолжила бы обед как ни в чем не бывало, а вляпавшись в коровий помет, который тут повсюду, отряхнулась бы и со словами «оригинальненько!» пошла бы себе дальше. Другое дело мужчина. Один мой знакомый лондонец, человек весьма обеспеченный, проводит на юге Индии месяца по три-четыре в году. Говорит, иначе ему не пишется, а музыка – его призвание и дар. Несколько лет назад Индия спасла ему жизнь: сломленный творческими неудачами, он совсем опустился и отдал бы богу душу, если бы не друзья, которые притащили его сюда. Сами они с тех пор здесь не бывали, а он исправно приезжает каждый год. А чтобы не слоняться без дела, работает в баре – варит кофе.
Отлично помню, как первые недели после возращения домой моя жена то и дело с благоговением приговаривала – ух ты, чистые тарелки! Белые чашки – ни трещинки, ни пятен! И на стул можно сразу сесть! И под ноги можно не смотреть! В те дни настроение у нее было приподнятое оттого только, что она находилась не в Индии. Прошло время, мы побывали с ней в других краях, тоже ярких и небезынтересных, но она все еще помнила Индию так отчетливо, как будто была там вчера. Ничто не могло перебить впечатления о ней. Стоило кому-то в разговоре захандрить, пожаловаться на скуку и лень, как она советовала – езжайте в Индию, начнете по-новому ценить свою жизнь. Если вдуматься, она не слишком преувеличивала: после Индии как-то по-особенному проникаешься и уютом собственного дома, и изысканным благополучием стран, в которых привык бывать. Так что опыт этот по-своему полезный. Но повторять его не хотелось. И только годы спустя, когда очередной зимой встал вопрос о том, куда ехать в творческий отпуск, в наших планах снова замаячила Индия. Что и говорить, климат в это время года здесь очень приятный, дни долгие, солнце мягкое, вода в океане словно теплая постель, в которой, переворачиваясь с боку на бок, можно нежиться часами. Что до меня, я бы отправился туда, не раздумывая, но совершать ту же ошибку я не собирался. Решено было, что первую часть поездки я проведу по своему усмотрению, а на те две недели, что ко мне присоединится жена, мы поселимся в каком-нибудь хорошем отеле, который я подберу, находясь там. Я собирался найти нечто такое, что позволило бы нам наслаждаться отпуском, не покидая территории, потому что знал: как бы жена ни храбрилась дома, оказавшись на месте, она и шагу не ступит за ворота отеля. Сейчас, сидя в Богмало и думая обо всем этом, я ощутил в душе беспокойство – не зря ли я это затеял, окажется ли место, куда я сегодня направляюсь, таким, как о нем говорят?
Такси для переезда в Канакону я заказал у того же отельного портье, подумал, что так будет надежнее. И промахнулся. Казалось, мы с водителем обо всем договорились, но когда мы отдалились от Васко да Гама уже на сотню километров и, по моим расчетам, должны были вот-вот прибыть на место, он вдруг остановил машину и принялся причитать и хлопать себя по лбу, показывая, что он до крайности огорчен. Я подумал, мы заблудились, но он сказал, что дело не в этом.
– А в чем тогда?
– Дело в том, сэр, что оплаты хватает только досюда.