Лампа разыскивает Алладина
Шрифт:
Выйдя замуж за Гену, Лялячка получила новый повод для страданий. Теперь она оказалась глубоко несчастной женой, горе выливалось из нее потоком. Гена мало зарабатывает, Ляля голодает. Естественно, это было неправдой. Генка приносит в дом нормальные деньги, но, сколько бы он ни притащил в клювике, его женушка морщила нос и бормотала:
– Мало, надо больше.
Гениальная фраза! Если Генка сидит дома – он лентяй. Коли носится по городу – негодяй, который бросил жену. Идет с Ольгой в театр – принуждает усталую супругу сопровождать его, отказывается посетить концерт –
На мой взгляд, Гена просто святой, потому как на все Ольгины закидоны он реагирует одинаково, ласково улыбается и, сказав:
– Конечно, дорогая, ты права, – утыкается носом в очередную книгу.
Его неконфликтность Ляля гневно называет пофигизмом, мягкость характера больше всего злит Ольгу, она готова растоптать того, кто не вступает с ней в прения или спор. Впрочем, стоит наорать на Лялю, как та делается с вами надолго, если не навсегда, шелковой.
Один раз, когда Ляля уж слишком распоясалась, Володя Костин сочувственно сказал:
– Слышь, Генаша, раньше у мужиков на видном месте в избах вожжи висели!
Генка ответил:
– Олечка замечательный человек, просто мы с ней по темпераменту не совпадаем.
– Белкиной достался бриллиант, – не выдержала Юлечка, – она его не заслужила!
– Да уж! – подхватил Сережка, и минут пять вся наша семья с упоением осуждала Ляльку и давала советы Генке, каким образом следует бороться со сварливостью жены.
Я участия в забаве не принимала. Мне жалко было Ольгу, она не умеет жить счастливо, проводит дни так, словно у нее на спине лежит бетонная плита. Конечно, никакой тяжести и в помине нет, Леля сама придумывает себе неприятности, но ведь от этого ей не легче. Иногда мне кажется, что, если, не дай бог, с Генкой приключится несчастье и Белкина останется одна, то плохой сейчас во всех отношениях муж мигом станет святым, и следующий супруг Ольги будет обречен до конца дней выслушивать рассказы о том, каким замечательным, красивым, умным, богатым, талантливым, работоспособным был Генчик и насколько он, новый супруг, далек от идеала.
Но Генка, слава богу, жив и здоров, и конфликтов с Ольгой у него не бывало. А уж когда жена забеременела, он и вовсе начал баловать ее безмерно. Впрочем, вначале, когда Ольга объявила о том, что скоро станет матерью, мне показалось, что Белкина изменилась, но потом все началось заново, и сейчас, на мой взгляд, ее поведение не укладывается ни в какие рамки. Раз в два дня она устраивает Гене страшный скандал и с воплем:
– Все! Закончено! Делаю аборт, – прибегает к нам.
Мы поим ее чаем, выслушиваем стенания, укладываем спать, а поздно вечером приезжает Генка и, присюсюкивая:
– Лялюсик, мой дорогой, ты уже успокоился? – увозит истеричку домой.
Поняв, что мне предстоит опять наблюдать за беснующейся Белкиной, я велела:
– Иди на кухню.
– Лучше в гостиную, – уперлась Ляля, – там диван есть, на стуле мне
– Хорошо, – кивнула я, – ты ложись отдыхать, а мне надо борщ варить.
– Ага, – скуксилась Ляля, – вот ты какая! Я пришла в слезах, а у мадам Романовой суп на уме. Ладно, так и быть, буду мучиться на кухне.
Глава 3
Сунув грудинку в кастрюлю, я безнадежно поинтересовалась:
– Что на этот раз?
Ляля зарыдала, сквозь слезы и сопли стали прорываться слова:
– Генка уехал в Лапин! На машине!
– И что?
– Как это? Бросил меня! А вдруг я рожу завтра?
– У тебя срок еще через две недели!
– Все равно! Вот он какой! Вышвырнул жену.
Я порезала лук и пожала плечами.
– Успокойся. Выполнит дела и вернется.
– Нельзя оставлять беременную жену.
– Но ведь Гена на работе!
– Нет! У него три свободных дня!
– Да? Зачем же он отправился в Лапин?
– Вчера позвонила тетка, которая следит за могилой папочки. На кладбище вандалы поработали, надгробную плиту исписали, – вопила Ольга, – Гена поехал ее в порядок приводить! Меня кинул! Укатил и не звонит! Не волнуется о супруге.
Я принялась шинковать капусту. Никакого желания утешать Ольгу у меня не появилось.
– Сделаю аборт! – злилась Белкина. – Все! Так ему и надо! Не получит ребенка!
Стараясь сохранять спокойствие, я схватила терку. Нет, теперь поздно думать о прерывании беременности. Даже если вызвать искусственные роды, младенец появится на свет вполне жизнеспособным.
Впрочем, равнодушно на заявление об аборте прореагировали и все прибежавшие вечером домочадцы. Ни Катя, ни Сережа, ни Юля ничего не сказали Оле. Я же, утомленная целым днем общения с Белкиной, ощущала себя словно выжатая тряпка. Поэтому, едва семья расселась за столом, у меня вырвалось:
– Очень голова болит.
– Иди, Лампудель, полежи, – сочувственно сказал Сережка.
– Ага, – мигом отреагировала Оля, – а мне-то как плохо…
Не желая слушать очередную порцию жалоб, я убежала к себе и рухнула в кровать. Вот странность, вроде я ничего не делала, успела лишь сноситься на рынок и сварить борщ, все оставшееся до вечера время прошло в праздности, потому что ноющая Белкина требовала к себе внимания. Но почему же я устала так, словно пару раз взобралась на вершину Останкинской телебашни, таща на плечах мешок с кирпичами? Вернее, не так! Бегая по ступенькам, утомишься физически, а я убита морально. Наверное, глупо звучит, но это так.
А еще меня душит жаба. Пару дней назад Белкина взяла у меня большую сумму в долг, ей хотелось купить себе новое колье. У Гены же тощий карман, и он предложил жене скромную цепочку. Олечка сначала устроила мужу скандал, потом принеслась ко мне и вытянула почти все подкожные, пообещав:
– К Новому году отдам.
Белкина умеет добиваться своего. Я дала ей целых три тысячи долларов и вот теперь мучаюсь жадностью. Я очень хорошо понимаю: долг вернется не скоро. В этом вся Белкина, она всегда получает то, чего хочет, попросту «ломает» человека.