Лапсанг Сушонг
Шрифт:
— Так или иначе, Дед сейчас является символом, — ораторствовал другой, повыше. — И гарантом жизнеспособности системы. Он не принимает решений, но без него никакие решения не принимаются.
— Вот именно. Если его не станет, решения будут приниматься те же самые, но быстрее. Мы хотим этого или мы хотим чего-то другого? — вмешался третий. Его узкий вытянутый череп чулок обтягивал, как перчатка обтягивает кулак. — Мы и так потеряли темп.
— То есть вы настаиваете на Старике в качестве основной мишени? Вы уверены, что это как-то повлияет на избранный курс? — это был жабоголосый.
— Мы слишком полагались на
— Он не жилец — уверенно заявил широкоплечий крепыш с большой головой. — Во всяком случае, с точки зрения нашей медицины. Говорю как врач, которому приходилось хоронить таких пациентов. То, что он жив и работоспособен, — это либо чудо природы, либо очень специальные методы.
— Вот только про вытяжку из крови младенцев не надо, — заметил обладатель узкого черепа.
Тёмный балахон встопорщился — видимо, его обладатель попытался незаметно почесать себе спину.
— Я теперь допускаю абсолютно всё. В том числе мозги младенцев, кровавые жертвоприношения, мантры, чакры, тонкие энергии, что там ещё есть? Во всяком случае, Старик жив, здоров, летает на самолётах, жмёт руки и подписывает бумаги. Хуже того, он эти бумаги составляет.
— А что скажете вы? — это было обращено уже к Тер-Григоряну.
Тот собрался с мыслями.
— Ничего не скажу, — сказал он. — Покажите мне мишень и дайте денег — столько, сколько это стоит.
— Я думал, вам небезразлична идеальная составляющая, — человек, называвший себя врачом, повернулся к Теру.
— Это так. Я не берусь за работу, которая противоречит моим идеалам. Зато работу, которая соответствует моим идеалам, я делаю тщательно. То есть любой ценой, — пояснил Аристакес. — И жду от заказчика того же.
На самом деле он блефовал. От некогда знаменитой «бригады Аристакеса» осталось около двух десятков бойцов. Старая гвардия, лично отобранная Тером из карабахских ветеранов, была практически полностью выбита безопасниками. Тер-Григоряну пришлось признать, что за последние годы уровень работы ФСБ и особенно ЦСН резко возрос. У него оставалось только преимущество в опыте, кое-какие старые контакты на верхах (изрядно проржавевшие), ну и — репутация.
Теперь оставалось выяснить, сможет ли бригада, широко известная в узких кругах, сделать последнее усилие. В результате которого ему будет обеспечено или место в истории, или камера в какой-нибудь подземной спецтюрьме.
— Всё-таки Старик, — подытожил низенький в балахоне. — Я не согласен, но покоряюсь мнению большинства. Теперь предлагаю обсудить техническую сторону дела.
— Сначала финансовую, — сказал Тер. — И, насколько я понимаю, обсуждать её следует именно с вами?
— А, ну да. Я же говорил, что вся эта игра в конспирацию — ни Богу свечка, ни чёрту кочерга… Да, я коспонсор проекта. Учтите, — обратился он к женщине, — в зависимости от того, что мне скажет наш уважаемый армянский друг, мои, так сказать, аппетиты, — он прихихикнул, — относительно Сити…
— Не будем так мелочны, — прервала его женщина. — Да, кстати, никто не желает чая или кофе? Увы, в силу известных причин мы вынуждены обслуживать себя сами.
— Когда в Великобритании был кризис, — человек с узким черепом, видимо, усмехнулся: чулок на лице задвигался, — Маргарет Тэтчер сама делала для всего кабинета министров горячие тосты. И жарила яичницу.
— Да. Только потом, кажется, она отправила в отставку весь кабинет, — отбрила женщина.
— Это легенда, — выразил своё мнение седоусый. — Её рассказывают и про Индиру Ганди. И про Бхутто. И вообще про всех женщин, управлявших государством.
— Как бы то ни было… — женщина не закончила свою мысль. — Тер, вы будете пить кофе?
— Кофе хорошо пить только из джезвы, — ответил Тер-Григорян, думая о том, сколько времени потребуется на то, чтобы получить с седоусого нужную ему сумму и какая часть её придётся на коспонсоров. — Лучше уж чай.
— Из пакетиков?
— Мне приходилось пить и из лужи. Чай — это просто горячая вода. — Тер-Григорян прошёлся взглядом по столу, на котором стояла кофеварка, лежал кипятильник и теснились разноцветные коробочки с чайными пакетиками. — О! Дайте мне вот это, — он указал на коричневую коробочку в углу. — «Лапсанг Сушонг».
— У него своеобразный такой запах… — начал было седоусый, но Тер мягко улыбнулся:
— Я знаю, как он пахнет. Просто когда-то я любил такой чай. Очень давно. Можно сказать, в другой жизни…
— Ничего себе, — сказала женщина, склоняясь над его чашкой, и поправила маску возле губ. Тер-Григорян невольно отметил, что женщина немолода, но лепка её рта совершенна.
— Дайте-ка сначала я попробую, — попросила она, и, не дожидаясь согласия, взяла чашку прямо из рук Тера. — Действительно, шишками пахнет… И костром. И ещё лыжами. Как интересно. В детстве, в лесу… — Она отхлебнула. — Странный вкус. Наверное, надо распробовать… Это был такой чай… Лапсанг… Ой… Йёёёёй!
Чашка выпала у неё из рук. Через несколько секунд тело женщины рухнуло на пол. — Суш-шв-в-в-в-в-в, — простучали её зубы, прежде чем седоусый выхватил чёрный плоский пистолет и началась пальба.
ТЕПЕРЬ
30 июня 2005 года. Раннее утро.
Солнышко, чуть натужно, поднималось над сонной недовольной землёй, медленно разворачивающей свои зеленя к подателю света и тепла. На чисто выбритом газоне росла невероятного цвета трава — не просто зелёная, а пронзительного морского оттенка, отдающего в ультрамарин. В последний год Саша видел такую траву практически везде. Почему-то на этих новых газонах всякий местный сор — одуванчики, репьи, лопухи — не приживался. Ультрамариновая зелень стояла густо и ровно, жирная, блестящая, масляная. Саше пришло в голову, что газон намазан на землю, как масло на бутерброд. Представил себе стриженый бутерброд. Нет, не смешно.
На улице догребал веточки и щепочки молодой дворник в оранжевом жилете и того же цвета чалме. Увидев Лбова, он заулыбался и уважительно сложил руки перед лицом. Саша вздохнул и прошёл к машине — успев, однако, увидеть краем глаза, что на детской площадке поставили новую скульптуру. Богиня Лакшми улыбалась полными губами, полированную деревянную шею кто-то украсил цветочной гирляндой.
Улицы были относительно пусты. У шлагбаума подрёмывал чёрный гаишник. Саша затормозил, сказал «мне в Сити» и протянул в окошко карточку. Чёрный вежливо сложил руки у лица, ловко открыл ящик, провёл карточкой по прорези. Шлагбаум вздыбился, как лингам Шивы перед апсарой, открывая дорогу в Артха-Сити, деловое сердце столицы.