Лапти

В классе было холодно и тоскливо. Японец сидел за партой, поджав под себя посиневшие босые ноги. Его трясло и корчило.

— Издохнуть можно! — кряхтел Японец, ляская зубами.

У окна стоял Купец. Надув толстые губы, он мрачно глядел на улицу, окутанную белесым туманом. За окном тихо кружились первые легкие снежинки.

— Значит и погулять нельзя! — задумчиво бормотал Купец. — И на толкучку нельзя сходить.

Сегодня выпал первый снег, а шкидцы ходили все еще по-летнему — босиком. Весной сапоги отобрали

у ребят. Обувь берегли к зиме. Но вот начались дожди, и наконец сегодня выпал снег, а сапог все еще не выдавали.

— Надо скулить, чтоб Викниксор сапоги выдал! — решительно сказал Купец.

Но скулить не пришлось. Вечером, за ужином, Викниксор сообщил школе:

— Ребята! Наступили холода, босиком гулять больше не разрешаю, завтра привезут обувь, и вы ее получите.

На другой день рано утром школьный эконом Иван Семенович уехал за обувью. Целый день сидели ребята на подоконниках, ждали его возвращения. В четвертом часу в воротах загрохотало, и во двор покачиваясь вкатился воз, нагруженный мешками.

— Везут!.. — прокатилось по школе. — Сапоги везут!..

Ребята высыпали во двор, окружили телегу. Рвали с воза мешки, торопились таскать. В четверть часа все мешки были сложены в зале. На радостях никто не обратил внимания на то, что мешки были уж очень легкие, а сапоги в них как-то странно похрустывали. В зале собралась вся школа. Пришел Викниксор. Оглядел мешки и спросил эконома:

— Сколько тут?

— Сто пятьдесят пар, — сказал эконом. Шкидцы ахнули.

— И еще сто завтра, — добавил эконом. Шкидцы закричали «ура». Двести пятьдесят пар на шестьдесят человек. Вот так привалило! По две с половиной пары на человека. Хватит на два года.

— Высыпайте, — сказал Викниксор, не обращая внимания на крики ребят.

Иван Семенович развязал один мешок и, приподняв за концы, вытряхнул его. Ребята еще теснее сдвинулись, но тотчас отпрыгнули назад. Из мешка, шурша и похрустывая, как клубок сцепившихся пауков, медленно вывалилась куча огромных, неуклюжих лаптей. Шкидцы не верили своим глазам. Но вот Иван Семенович вытряхнул второй мешок, потом третий. И снова посыпались лапти. Ребята попятились назад. Уже никто не кричал «ура». Все испуганно молчали. А эконом все сыпал и сыпал лапти, и вот уже выросла огромная шуршащая гора.

— Вот и обувь, — сказал Викниксор, нарушая тягостное молчание. — Вечером можете получить лапти.

Это было осенью 1921 года.

— К черту лапти! — кричал Японец, стоя на парте. — Мы требуем человеческой обуви! Не будем позорить столицу погаными лаптями…

— Правильно, — ревели старшеклассники и гремели крышками парт. — Пусть Викниксор сам носит лапти, а нам гони сапоги!

— Шкидцы! — закричал Джапаридзе, вскакивая на стол и в исступлении топая босыми ногами. — Не станем носить лаптей! Никто не надевай, пусть в изолятор сажают. Мы не маленькие, нам стыдно в лаптях. Пусть лапти носят малыши, а нам подавай сапоги!

— Даешь сапоги!

— Клятву! — крикнул пронзительно Пантелеев.

— Дадим клятву всем классом ходить босиком в знак протеста!

— Даешь клятву!

Все, кто был в классе, как один подняли руки. Только Янкель, сидевший в углу, будто не слышал

и, не поднимая головы, продолжал рисовать.

Ребята переглянулись.

— А ты что же? — строго спросил Пантелеев. — Присоединяешься или нет?

— Ыгым-м, — задумчиво промычал Янкель, глядя в сторону, и не понять было, согласен он или нет.

Утром шкидцы получали лапти. Заведывавшая гардеробом Лимонная Корочка, ругаясь с воспитанниками, выдавала портянки, онучи, веревки для обмотки. Ребята, рассевшись на полу, примеряли лапти. Только из четвертого отделения никто не пришел за лаптями. В четвертом отделении на стенах были развешаны плакаты:

«ЛАПТИ — ОТРЫЖКА СТАРОГО БЫТА»

«БЕСПОЩАДНАЯ ВОЙНА ЛАПТЯМ»

Весь класс под предводительством Японца хором распевал новую песню. Японец запевал:

Шкидский люд покрыт позором!По приказу Викниксора,Стали лапти обувать…

И все, постукивая в такт крышками парт, хором подпевали:

И наверно будем скоро,По приказу Викниксора,Даже лаптем щи хлебать…

Перед самым звонком в классе появился Янкель. Он незаметно вошел и стал пробираться к своей парте. Сначала ребята, увлекшись пением, не обратили внимания на странную крадущуюся походку Янкеля. Случайно Японец взглянул на ноги Янкеля и остался стоять с раскрытым ртом и вытаращенными глазами. Пение мгновенно оборвалось, и тогда в наступившей тишине стало слышно знакомое поскрипывание. Весь класс внимательно глядел на ноги Янкеля. Янкель был в лаптях. Застигнутый на средине класса, он остановился, переступая с ноги на ногу, словно пол был горячий.

— Ты что же? — зловеще спросил Японец.

— Ничего, — потупившись, ответил Янкель.

— А клятва?

Янкель взглянул на Японца светлыми глазами. Янкель на минуту задумался.

— Какая клятва? Я не клялся, — сказал он.

— Предатель! — заревел Пантелеев, сидевший всегда рядом с Янкелем, и стал выбрасывать из ящика свои книги на другую парту к Горбушке.

Начались уроки. В классе было холодно. Ребята ежились, поджимали под себя ноги и ворчали. Только один Янкель беспечно болтал ногами, завернутыми в тряпки, словно нарочно выставляя их на показ. Вид у Янкеля был такой счастливый, что сидевший на соседней парте Горбушка не выдержал и, наклонившись, тихо спросил:

— Тепло в лаптях-то?

— Что надо, — усмехнулся Янкель. — Лучше, чем в сапогах.

Горбушка больше не расспрашивал. Когда наступила большая перемена, Горбушка исчез. Вернулся он скоро, а под мышкой у него были лапти, завернутые в тряпки. Ребята только крякнули, видя, как Горбушка старательно заматывает ноги толстыми портянками.

Кончились уроки. Те, кто получил лапти, уходили гулять. Только в четвертом отделении скучали бунтовщики.

Янкель убрал книги, подтянул веревки на ногах и направился к дверям.