"Ласточки" над фронтом
Шрифт:
Обо мне не беспокойтесь, у меня дела идут хорошо..."
"...Сегодня у меня вдвойне радостный день: я вылетела самостоятельно на самом современном скоростном пикирующем бомбардировщике, двухмоторном. Самолет изумителен, скорость огромная, вооружен прекрасным оружием. Ни один фриц не уйдет от меня! Мой вылет начальством оценен на отлично.
И вот после такой радости пришла я в штаб и застала твое письмо, доброе, ласковое, с поздравлением за прошлый вылет. Это чудесное совпадение! Пока до тебя дошло письмо и ты ответила, я уже вылетела на новом самолете,
Жизнь многих из нас, кого коснулись участие, совет, дружба Марины Расковой, сложилась иначе, чем она могла бы сложиться.
– Скольким дала она крылья! - невзначай сказала моя боевая подруга Оля Голубева, рассматривая портрет Расковой. - Вот ее уже нет. А ведь без нее немыслимы наши биографии и судьбы...
Всякий раз, приезжая в Москву, Оля звонит мне по телефону, и мы непременно встречаемся. Мы знаем друг друга с войны, но нам всегда не хватает времени, чтобы наговориться. И в моей жизни, и в Олиной, всех боевых подруг Марина Михайловна Раскова оставила неизгладимый след. Можно сказать, сделала, вылепила их - наши жизни...
Раскова умела увидеть в человеке основное. А главное, понимала мечту. Ведь она сама была из крылатого племени мечтателей.
Разве до лирических подробностей было в том огненном сорок первом? Тем более Расковой, на плечи которой легли важнейшие правительственные задания!
Может быть, она, встречаясь с нами, совсем еще юными девчонками, у которых, кроме мечты о небе и решимости бить врага, не было за душой ничего, вспоминала свою юность? Может быть! Только никто не уходил от нее без совета и помощи.
В сорок первом Оля Голубева и ее подруга Лида Лаврентьева разыскали часть Расковой, хоть это и было не просто. Оля уже не думала о кино - до войны она мечтала стать киноактрисой. Какое там кино, когда Родина в огне! Когда истекает кровью Украина, Белоруссия, Смоленщина.
В ожидании приема Оля познакомилась с летчицей Дусей Носаль и откровенно призналась ей, что, собственно говоря, она не имеет никакой надежды быть принятой в авиачасть, так как ничего не смыслит в авиации.
– А ты скажи, что знаешь электричество, нам как раз электрики нужны, подала совет Носаль.
– Ладно, будь что будет, лишь бы приняли...
В кабинет Расковой Голубева и Лаврентьева вошли вместе.
– Мы очень хотим летать! - в один голос выпалили обе.
– Я окончила аэроклуб в Средней Азии, - сообщила Лида.
– Ну а вы кто? - обратилась Раскова к Ольге.
– Я? - смутилась та. - Голубева Ольга, из Тобольска... Училась в Москве, в институте кинематографии, добровольно пошла в армию...
– Ну а с авиацией вы знакомы? - спросила Марина Михайловна. - Что вы умеете делать?
– Ничего, - упавшим голосом призналась Оля. И, боясь, что дальнейший разговор с ней будет коротким, торопливо добавила: - Почти ничего... Вот петь могу, плясать умею, стихи читаю неплохо... И электричество хорошо знаю. В школе по физике пятерки получала!
Марина Михайловна засмеялась:
– Ах, девчонки, девчонки. Ну что ж мне с вами делать?!
И нашла выход. Лиду Лаврентьеву зачислили штурманом, а Олю Голубеву назначили мастером по электрооборудованию.
А потом... Ольга окончила курсы, стала штурманом.
Раскова поставила перед Олей нелегкую цель. Не прощала ни единой ошибки. Но и никогда не упускала ее из виду и во всем помогала ей. И хоть штурманом Оля стала уже после гибели Марины Михайловны, именно она помогла Оле добиться своего...
Я сказала: гибели. Но до сих пор не могу примириться со смертью Марины Михайловны.
В день нашего вылета на фронт майор Раскова не пошла к трибуне, а вышла из-за стола, покрытого кумачом, поближе к рампе, к аудитории.
Негромко говорила о беде, нависшей над нашей страной, о том, что наш долг - жестоко отомстить врагу, призывала нас совершенствовать боевую выучку, овладевать техникой боя...
– Свою преданность Родине вы доказали в учебе, - говорила она. - А теперь докажите ее в бою. Это будет потруднее. Но я уверена, вы справитесь с любыми заданиями и со временем обязательно станете гвардейцами...
Мы вылетели на фронт. Но Марина Михайловна ещё не оставила нас. Полетела вместе с нами, чтобы лично познакомиться с воздушной армией, в которую был назначен наш полк.
* * *
В письме от 25 мая 1942 года, которое она писала с аэродрома под станцией Морозовской, лидируя наш полк, Марина Михайловна сообщала начальнику штаба авиаполка пикирующих бомбардировщиков Милице Александровне Казариновой:
"...Долетели мы сюда благополучно, все в полном составе. Нужно сказать, что девчатам досталось крепко, но они молодцы - сдали экзамен. Строй провели сквозь узкий коридор между двумя грозовыми башнями. Около 30 минут шли в дожде. Но все девчата справились... В Кумысолечебнице аэродрома никакого нет. Просто поле... Привезли на всех нас всего 700 килограммов бензина... Горючее пришлось ведрами делить поровну. Еле удалось сделать так, чтобы у всех было по 50 килограммов. С этим горючим нужно было "топать" в Сталинград. Ночью нам приказали входить в Сталинград через входные ворота, а это еще удлиняло путь. Поэтому этот отрезок переживали мы с Дусей (Е. Д. Бершанская - М. Ч.) крепко... Горючего хватило, но в баках осталось по 4-6 килограммов, а у Себровой над аэродромом остановился винт, но села она благополучно.
* * *
...Из Сталинграда вылетели под прикрытием "чаек". Они нас провожали долго, так как "яки" в это время "играли" с "мессерами" за облаками. Пришлось всех тащить бреющим. При этом были встречный ветер и жуткая болтанка. Досталось народу крепко. Даже Амосовой пришлось натереть мозоли. Перед Морозовской нас снова встретили "чайки" и прикрывали нашу посадку... Здесь мы уже на территории фронта. Народ так утомился, что не пошли ужинать, спали как убитые... Вообще девчат не узнать. Все вдруг стали военными, чего нельзя было о них сказать ранее. Такие стали быстрые, серьезные, дружные. Хороший народ. Провожу их до самого места, а тогда полечу в Москву..."