Лавалитовый мир
Шрифт:
Гревигги хватали зубами кусты и побеги деревьев, жадно выдергивали их из земли и набивали пустые урчавшие желудки. Над животными и людьми роились большие зеленые мухи. Их было не так много, как на равнине, но и они умудрялись доводить Анану и двух мужчин до белого каления. В отличие от аборигенов беглецы по-прежнему реагировали на укусы насекомых. Они крутили головами, пожимали плечами, отмахивались и находились в непрерывном движении.
Внезапно стайка маленьких птах освободила их от этой напасти. Белогрудые голубые птицы, с широкими, почти утиными клювами, закружили вокруг,
— Хорошо, что я придумал этих птиц, — проворчал Уртона. — Но если бы я знал, что окажусь в такой ситуации, мне бы и в голову не пришло создавать насекомых.
— Властитель мух, — хихикнула Анана. — И имя тебе Веельзебуб.
— Ты это о чем? — с удивлением спросил Уртона. Его лицо скривила усмешка. — Да-да, теперь я вспомнил.
Анана решила подняться на дерево, откуда тропа просматривалась как на ладони. Однако ей не хотелось предоставлять мужчинам какие-то преимущества. Уртона мог забрать ее грегга, и она осталась бы без средства передвижения. К тому же при спуске она оказалась бы беззащитной, и ее дядя наверняка не упустил бы такой шанс.
Наконец на тропе появилась первая группа верховых воинов. Анана так надеялась увидеть Кикаху, что буквально извелась от долгого ожидания. Она пристально рассматривала лица смуглых мужчин в оперенных головных уборах. Оружием и одеждой они ничем не отличались от вендов. На груди каждого воина болтались двойные ожерелья из верхних фаланг человеческих пальцев. Один из всадников держал поднятый шест с насаженным на него львиным черепом. Судя по отсутствию других штандартов, он и был вождем этого племени.
Тем не менее воины отличались от вендов более темной кожей, скуластыми широкими лицами и крупными крючковатыми носами. Их глаза имели слегка монгольский разрез.
Они во многом походили на американских индейцев, и если бы вождя одели в другую одежду и посадили на лошадь, он вполне сошел бы за Сидящего Буйвола.
Воины проскакали мимо, и за ними, в сопровождении вооруженного эскорта, потянулась цепочка каравана. Женщины и дети погоняли гужевых мусоидов, которые тащили тяжелые волокуши. Единственной одеждой женщин были длинные кожаные юбки, края которых доходили до лодыжек. Местные красавицы собирали черные волосы в высокие узлы на макушках. Многие носили ожерелья из раковин. У некоторых в корзинах, привязанных к спинам, сидели маленькие дети.
Внезапно Анана тихо вскрикнула, заметив светлокожего, высокого и ярко-рыжего мужчину, который ехал на грегге. Увидев его, она почувствовала, как ее сердце вздрогнуло.
— Это не Кикаха! — успокоил Анану Уртона. — Они взяли в плен Рыжего Орка!
От разочарования ей стало дурно.
Увидев расстроенное лицо племянницы, Уртона удовлетворенно рассмеялся. И тогда Анана решила убить его при первой же возможности. Если он получал наслаждение от страданий других людей, то ему недолго осталось жить на белом свете.
Однако через минуту Анана упрекнула себя за этот чисто эмоциональный импульс.
— Успокойся, милая, — сказал Уртона. — Это всего лишь мой брат и твой дядя под собственным соусом. Что-то у него сегодня удрученный вид. Ты не знаешь, что с ним сделают дикари? Наверное, будут пытать. Я бы с радостью пошел за ними и посмотрел на этот спектакль.
— Он не связан, — воскликнул Маккей. — Возможно, его, как и нас, приняли в племя.
Уртона пожал плечами:
— Жаль, конечно, но что тут поделаешь. В любом случае ему там не сладко. Он может провести с этими ублюдками всю оставшуюся жизнь. И мне даже начинает нравиться такое наказание — боль не очень сильна, зато ей не видно конца.
— Теперь мы знаем, что Кикахи с ними нет, — сказал Маккей. — Что будем делать дальше?
— Мы еще не видели их всех, — ответила Анана. — Возможно…
— Вряд ли одному племени удалось схватить их обоих, — нетерпеливо произнес Уртона. — Нам надо спешить, Анана. Если мы срежем угол через лес, то оставим их далеко позади.
— Я подожду, — ответила она.
Уртона возмущенно фыркнул и плюнул на землю.
— Меня тошнит от твоей болезненной страсти к лебляббиям.
Анана даже не потрудилась ответить. Однако вскоре караван проехал мимо, и она печально вздохнула.
— Теперь ты готова идти? — с усмешкой спросил Уртона.
Она кивнула и, помолчав, задумчиво добавила:
— А ведь Орк может знать, где искать Кикаху.
— Что? Но ты же не хочешь… Анана, не сходи с ума!
— Я собираюсь пойти за ними и вытащить Орка из беды.
— И все это только из-за того, что он может что-то знать о твоем чертовом лебляббии?
— Да!
Покрасневшее лицо Уртоны исказилось от ярости. Анана догадывалась, что помимо крушения надежд он испытывал сейчас страх и отвращение. Властитель не понимал ее любви. Он не понимал, как можно любить обычного землянина — потомка существ, выращенных в лабораториях. То, что его племянница связалась с таким ничтожеством, как Кикаха, наполняло его ужасом и отвращением. Уртону не пугал отказ Ананы следовать за ним, и он не боялся неожиданной атаки. Нет, его терзало предчувствие, что и он, возможно, будет совращен какой-то смазливой лебляббией. Анана знала, почему его пугала эта непонятная любовь. Он боялся самого себя.
Впрочем, в своих рассуждениях она часто доходила до абсурда. Надо же!
Уртона и любовь…
Какие бы чувства ни бушевали в груди ее дяди, он, видимо, совсем лишился рассудка. Его лицо превратилось в багровую маску гнева. В глазах появилось что-то хищное, тигриное. Он взревел и бросился на племянницу, сжимая древко копья с отточенным кремневым наконечником.
Уртону отделяло от Ананы десять шагов. Но он упал, не одолев и пяти. Копье выпало из рук. Властитель повалился спиной в густую траву. Из его солнечного сплетения торчала рукоятка топора. В тот же миг Анана выхватила нож. Маккей застыл на месте, неуклюже переминаясь с ноги на ногу. Она по-прежнему не могла понять, на чьей же он стороне.