Лавка сновидений (повести и рассказы)
Шрифт:
Так, например, если любители ранней похмелки выстраиваются в длинные очереди у ларьков в бесплодном ожидании вожделенной цистерны с пивом, если строители бестрепетно роют канавы в ухоженных газонах, обнажая склеротическую кровеносную систему города, если по утрам к шуму трамвая под окном добавляется пыхтенье катков для асфальта, если, просыпаясь от щебета птиц, вы не можете сообразить, ночь сейчас или день, знайте: на дворе июнь.
Если на дворе июнь, а вам двадцать шесть лет, если вы каждый вечер читаете девушке
Какой-то пошляк, родоначальник литературных штампов, сказал, что любовь не знает преград. Ну и что? Одно дело не знать преград, а другое — суметь их преодолеть, или, как выразился бы философ, добиться такого развития событий, когда любовь в себе превращается в любовь для себя. Ведь что ни говори, а две тысячи лет…
Хотите еще одну заезженную сентенцию? Пожалуйста! Беда приходит оттуда, откуда ее меньше всего ждешь. На этот раз она явилась через дверь в облике дворника, пригласившего однажды вечером Кларнета незамедлительно прибыть в домоуправление, где его ждет комиссия содействия в полном составе.
Состав оказался не так уж велик: два человека, не считая уже известного нам бравого майора в отставке.
Увидев Кларнета, майор пришел в крайнее возбуждение и вытянул вперед правую длань, отчего стал сразу удивительно похож на Цицерона, обличающего Катилину.
— Вот он, голубчик! Собственной персоной!
Председатель комиссии расправил седые запорожские усы и вытащил из стола листок, исписанный корявым почерком.
— Так… садитесь, товарищ Кларнет.
Кларнет сел.
— Имеются сигналы, что вы пользуетесь незарегистрированным радиопередатчиком. Верно это?
— Нет у меня никакого передатчика, — солгал Кларнет.
— Ну до чего же нахально темнит! — патетически воскликнул Будилов. Ведь сам слышал, как передает! То открытым, то закрытым текстом.
Председатель вопросительно взглянул на Кларнета.
— Это… я стихи читаю.
— Почему же вслух? — удивилась интеллигентного вида немолодая женщина.
— Они так лучше запоминаются.
— Врет, врет! — кипятился майор. — Пусть тогда скажет, что он там у себя паяет, почему пробки все время горят?
— Ну-с, товарищ Кларнет?
— Не паяю я. Раньше, когда телевизор ремонтировал, то паял, а сейчас не паяю.
Председатель крякнул и снова расправил усы.
— Так… Значит, только стихи читаете?
— Только стихи.
— Какие будут суждения? — Он поглядел на женщину, но та только плечами пожала.
— Обыск бы нужно сделать, — сказал Будилов. — С понятыми.
— Таких прав нам не дано, — поморщился председатель. — А вы, товарищ Кларнет, учтите, никому не возбраняется и телевизоры мастерить и радиоприемники…
— И стихи читать, — насмешливо добавила женщина.
— И стихи читать, — подтвердил председатель. — Но ежели действительно радиопередатчик… тут другое дело. Нужно зарегистрировать.
— Согласен, — вздохнул Кларнет, — только нет у меня никакого передатчика.
О, святая, неумелая, бесхитростная ложь! Ну, кому какое дело до честного слова, опрометчиво брошенного в туманное будущее?
Нет, Кларнет, не тебе тягаться с видавшим виды майором в отставке Будиловым. Сколько ты ни темни, расколет он тебя, непременно расколет! Пора подумать, чем это все может кончиться.
— Маша! — Кларнет говорил шепотом, опасливо поглядывая на дверь. Пойми, Маша, я этого просто не переживу.
— Что ты предлагаешь?
— Не знаю. Возьми меня туда. Есть же, наверное, какие-нибудь машины времени.
— Нет таких машин, — печально улыбнулась Маша. — Все это сказки.
— Но сумела же ты переправить передатчик.
— Это совсем другое дело. Трансмутация. Но ведь она у вас еще не изобретена.
Кларнета внезапно осенила идея.
— Послушай, а ты сама бы не смогла?
— Что?
— Трансмутироваться сюда.
— Ох! Ты понимаешь, что ты говоришь?! Нет, это невозможно!
— Но почему?!
— Я же сказала, никаких контактов с прошлым. Нельзя менять историю. Трансмутацией во времени у нас пользуются не больше, чем в пределах столетия, и то со всякими ограничениями. А тут… ведь возврата назад уже не будет. Остаться навсегда неизвестно где…
— Известно! Ты же будешь со мной!
Маша заплакала.
— Ну что ты, Машенька?!
— А ты меня никогда не разлюбишь? — спросила она, сморкаясь в крохотный платочек.
Вы сами знаете, что отвечают в подобных случаях.
В июне все идет по раз навсегда установленным законам. Вот набежала туча, брызнул дождь, а там, глядишь, через несколько минут снова греет солнышко.
— Не могу же я в таком виде к вам явиться, сказала Маша. — Достань мне хоть несколько журналов мод.
Приходилось ли вам когда-нибудь наблюдать за женщиной, изучающей фасоны платьев? Такого абсолютного отвлечения от суетного мира, такого полного погружения в нирвану не удавалось добиться ни одному йогу. Не пробуйте в это время ей что-нибудь говорить. Она будет кивать головой, но можете быть уверены, что ни одно слово не доходит до ее сознания.
— Переверни страницу!
— Послушай, Маша…
— Это не годится, следующую!
— Маша!
— Поднеси ближе, я хочу рассмотреть прическу.
— Машенька!
— Дай другой журнал.
На все нужно смотреть философски, и каждое терпение бывает вознаграждено сторицей.
Кларнет убедился в этом уже на следующий день.
— Ну, как я тебе нравлюсь?
Он обалдел.
Давеча я наклеветал на мужчин, будто они неспособны оценить по достоинству женский наряд. Внесем поправку: оценить способны, запомнить нет.