Лавка старинных диковин (сборник)
Шрифт:
Голос комментатора доносился из квартиры миссис Валериан. Я в один прыжок очутился у нее под дверью и нажал кнопку звонка. Валериан шла открывать целую вечность. Неудивительно, с ее-то распухшими лодыжками.
– Пару яиц не одолжите? – придумал я повод войти к ней в дом.
Она мигом заметила пивное пятно у меня на штанах:
– Добсон. – Валериан вообще дама не из болтливых. – Из квартиры напротив.
– У вас есть яйца? – страдальческим тоном спросил я.
В тот момент миссис Валериан превратилась для меня в препятствие на пути к телевизору.
Миссис Валериан двинулась в сторону кухни, бормоча на ходу:
– Уже третье
Надо же! Оказывается, она все-таки человек! Причем наш человек!
Она оставила дверь открытой, и я вошел. Ах, как восхитительно мелькали на экране синие, белые, красные пятна!
– …Не игра, а сказка! – вещал Бад Филипс. – Какой великолепный боковой пас! Кажется, я в жизни не видел такой отличной игры!..
Трансляция прервалась. На экране крупным планом возникло лицо мужчины в очках. Камера взяла очкарика крупнее, и я узнал его. Это был актер, что снимался в рекламе и спрашивал: «А вы страдаете от нервного напряжения и головной боли?»
Сейчас, однако, он произнес:
– Привет, я Глен Монро Уилсон. Знаешь, сегодня игру в США и Канаде смотрят около девяти миллионов зрителей. Серия матчей «Айлендерс» – «Рейнджерс» выдалась настолько напряженной, что к финалу аудитория увеличилась вдвое.
Тут он снял очки в жуткой черной оправе, вздохнул и уставился в камеру честным взглядом, на какой способен только профессиональный актер.
– А теперь я скажу вот что, – продолжил он. – Мы, правда, надеялись вообще этого не говорить, но… Не всем выпадает счастье посмотреть игру вроде сегодняшней. Те, кто в пролете, останутся недовольны, ну и черт с ними. Однако некоторые люди, истинные поклонники хоккея, пропустят самую захватывающую игру сезона. А это нехорошо, Джозеф Добсон.
Сердце у меня чуть не выскочило изо рта.
– Добсон, будь человеком, не нарушай наших планов. Не ломай кайф остальным. Если не понимаешь намеков, скажу напрямик: у тебя есть программа телепередач, у нас – список зрителей. Так вот, тебя в списке нет. Найди себе другое занятие на сегодня, Добсон… Добсон? Добсон?!
В какой-то миг мне показалось, что я застыл. Что я превратился в полено и жду, когда меня разрубят в щепу.
Потом вдруг выяснилось, что двигаться я все же могу, и не просто двигаться, а бежать. И я побежал, не дожидаясь яиц, не закрыв за собой дверь. Промчался мимо своей квартиры, из которой гремел загадочный смех, промчался мимо лифта. По пожарной лестнице спустился на тротуар. Поскольку бежать было некуда, я двинул обратно в «Гилгули».
За время моего отсутствия довольная толпа в костюмах и джинсах превратилась в группку из восьми людей, похожих на подравшихся полузащитников. На полу образовался ковер из битого стекла. Бармен Стю был чуть живой. Тем не менее я присел на красный барный табурет и заказал бокал пива. Опрокинул его в себя и попросил повторить.
Вскоре я разговорился с Эдди, автомехаником. В смысле я пытался говорить, но Эдди все болтал и болтал, не давая мне раскрыть рта.
– …Я на эту чертову телекомпанию в суд подам! – Он хватил кулаком по стеклянной стойке. Золотые рыбки бросились врассыпную, формалин с сосисками всколыхнулся. – А еще подам в суд на «Телегид». Если уж обещают в программе хоккей, то хоккей пусть и показывают. Они на мне руки нагрели и радуются, но с меня где сядешь, там и слезешь. С Эдди Браннером шутки плохи!
– Послушай! – крикнул я. – Я тоже игру не посмотрел. Может, на самом деле это меня обломали?
И я рассказал, как увидел очкарика в телевизоре, как он обратился напрямую ко мне.
– Что, правда? – спросил Эдди.
Он попросил рассказать еще раз. Тут к нам подошли его приятели Грег и Вито.
Нет, я и не ждал, что мне поверят. Скорее уж примут за психа. Кому-то, может, и прикольно общаться с дурными, но этим типам прикольно не было, ну ни капли.
– Понятно, – протянул Грег. – Сейчас проверим, в тебе ли проблема.
– Эй, разве я сказал, что это из-за меня? – попытался отмазаться я, но Вито жестом велел бармену врубить телевизор.
На экране тощие монахини подносили суп больным и убогим.
– Короче, – обратился ко мне Грег и указал на экран, – видишь?
Только я обернулся посмотреть, и он врезал мне кулаком. Я слетел с табурета – который продолжил вращаться – и рухнул под стойку, прямо на холодное битое стекло. Динамики тут же взорвались:
– …Дополнительное время! Игра до первого гола!
Лежа на полу, я не видел экрана, зато видел старый бычок от «Винстона» и пустой пакетик из-под орешков. Потом отчетливо услышал, как комментатор крикнул: «Го-о-ол!» – и болельщики дружно взревели.
Иной Марс
Была в лагере марсианской экспедиции такая примета: если на глаза попался Бернстейн, навьючивший на себя целую гору оборудования, значит сегодня у него выходной и он идет изучать окрестности.
Экспедиция «НАСА – Марс» провела на поверхности красной планеты меньше недели. Ее участники не успели даже мало-мальски освоиться. Правда, объект исследования полностью отвечал сделанным из космоса снимкам: широкие горы, петляющие каньоны и бесконечные квадратные километры скального грунта, преимущественно покрытого слежавшейся красновато-бурой пылью. И конечно, ни капли воды, ни молекулы органики. Об этом люди знали давно, еще с полетов «Викинга» и «Маринера».
Конечно, пребывание на чужой планете – приключение крайне волнующее, особенно если это такая знаменитость, как Марс. Но все-таки грустно, что здесь нет жизни.
Бернстейн намеревался уйти еще дальше от базы, чем в прошлый раз. Конечно, он клятвенно обещал соблюдать исключительную осторожность. Начальство НАСА к одиночным походам относилось предвзято – всякое может случиться, вдруг парень ногу сломает, и кто тогда поможет ему добраться до базы? Но эта экспедиция должна провести на Марсе год, а в замкнутом пространстве человеческие отношения имеют свойство портиться. Не обходима возможность уединиться и отдохнуть от остальных.
На прошлой неделе Бернстейн обнаружил любопытное место и теперь намеревался изучить его получше. Здешние геологические формации несколько отличались от вездесущих нагромождений скальных обломков и экструзивных образований.
Вот он достиг точки, с которой повернул обратно в прошлый раз, – она отмечена лоскутом синей ткани. Больше ничего синего в округе нет, можно и не высматривать.
Космический скафандр согревал его, а самое главное, позволял выживать. Запаса кислорода в баллонах вполне достаточно на дорогу туда и обратно. Не менее надежны и обогреватели. Вот прямо сейчас датчик показывает температуру минус двадцать пять по Цельсию. Судя по шкале другого прибора, скорость ветра около двадцати пяти километров в час. Здешний ветер имеет привычку разгоняться до ста километров, для него и триста не предел. И он всегда несет тончайший красно-бурый песок. Не будь на Бернстейне скафандра, с него бы содрало всю кожу.