Лайфхакер
Шрифт:
Человек пресыщается однообразными блюдами, какие ты в них пряности не добавляй, так какого черта он готов снова и снова готовить блюдо отношений заранее зная, чем все закончится. Очевидно, ортодоксы никогда не перетупят черту пост опьянения и пост отравления продуктами распада недавно доводящих тебя до экзальтации веществ. С точки зрения биологии это не совеем верно, но мы ведь не на биологическом семинаре.
Заранее отношения стройте по принципу партнёрства и дружбы ведь друзья редко расстаются чем пары. Можете спорить хоть до хрипоты, основные цели отношений – это секс и боязнь одиночества как бы люди себя ни обманывали.
Снова-таки возвращаясь к семьям. Семья это пережиток прошлого, который уже при смерти. Семья обусловлена
А вот измена телом скажем, мало ли биохимия сыграла злую шутку, и ты кого-то экстренно захотел или захотела, все прошло с предохранением ну и что тут такого жуткого случилось? Почему общение или обед мы не считаем изменой? Почему монополистом на измену считается промежность человека, четко никто пояснить не сможет. Фактически мы имеем дело с некогда условными, а ныне ставшими безусловными рефлексами, закрепившимися в популяции. Снова-таки меня бы осудили биологи. Это в прошлом любой половой акт потенциально мог вести к беременности сейчас же все иначе. А не оправдываю кобелей, из принципа бегающих налево или сучек, которым по кайфу ложиться под нового самца. Я говорю о том, что так называемые измены, случившееся спонтанно, – это очередные фокусы биохимии организма и ничего в них страшного нет. А в целом выходит семья, в новом мире должна изменить формат, она должна быть моногамно-динамичной и для ее создания нужны люди высокого самосознания те животные, которые вон там внизу копошатся, – указал он на асфальт вдоль дома, – они этого недостойны, они обязательно все опорочат и уничтожат. Они самую хорошую идею превратят в отходы.
Поле этих слов, он резко поднялся со стула и ожидал от меня того же, но я попросили оставить меня одного, он не возражал. Когда его неторопливые шаги по заброшенной лестнице затихли, мое сердце сковала ледяная тоска, мне хотелось завыть волком.
Глава четвертая
Шишка на шишке
После нашей последней встречи Глеб Борисович как в воду канул. Осень махнула на прощанье золотисто-черной мантией промокшей в каплях непрекращающегося дождя. За ней пришли в наши края слуги снежной королевы. Хрустящее бизе усыпало землю вокруг. Кружева снежных хлопьев посыпались аккурат первого декабря вечером, как по заказу. Мороз услужливо сковал землю, помогая удерживать снежную шубу.
Как сейчас помню, это была среда, я возвращался с работы поздно. Всегда было чем заняться после уроков – чтением книг по моему предмету, репетициями, документами, которых начальство жаждало как заблудившийся в пустыне путник воды. Я специально шел длинной дорой. Идя, я наслаждался выпивающим тепло легких морозным воздухом; скрипом снега под ботинками цвета яичного желтка, светом луны, превращающим кристаллики воды в бриллианты. Не торопясь заходить в подъезд я положил рюкзак на очищенную от снега лавочку, присел под самым фонарем горделиво возвышающемся, над дорожкой, застывшей рекой извивающейся промеж домов. По припудренной плитке, словно чешуей покрывшей тротуар гуляли змейки поземки.
Вдоволь насладившись прекраснейшим зрелищем, я снова открыл дневник Глеба Борисовича.
Запись третья
Покупка четырёхколёсного друга
Однажды осенью родители вязли нас собой якобы на прогулку. Мы шли незнакомыми нам улицами. Спустя полчаса мы подошли к привычному у нас в посёлке давно не крашеному забору. Нам открыл светловолосый усатый мужчина, родители обменялись с ним парой тройкой слов, и он провел нас в гараж, где стояла желтая машина с красными вставками на дверях, цветастым куском резины позади, белыми подфарниками круглыми фарами. Песочно-желтый автомобиль впечатлил отца. Он о чем поговорил с мужчиной, и они оба довольные разошлись. Я услышал, о каких-то лошадиных силах, которых вроде под капотом около шестидесяти и подумал, как под капотом может пометиться столько машин и почему не пахнет навозом в гараже.
На следующий день автомобиль стоял у нас в гараже, в который отец переделал сарай. Я еще тогда думал, зачем в сарае большие ворота и почему отец выносит из него всю накопившуюся там за годы мебель. Потом они с моим дедушкой принялись взламывать старый пол, сколько интересного можно былой отыскать там – осколки старой посуды, четырехгранные гвозди, старинные спичечные коробки. Оно то и не мудрено в старом полу щели были размером с мою ладонь. Все свои сокровища мы с братом спрятали в другом сарая – гнилом, покосившемся деревянном сооружении, не упавшем на землю только благодаря соседскому забору и растущей рядом с ним раскидистой бузине. Позже отец поселит в этом сарае курей, у нас будут карликовые курочки с пернатыми лапами. Источающие важность карликовые петухи так громко голосят на всю округу, что им могут позавидовать большие собратья.
С другой стороны дома, располагался еще один сарай, заигравшись, я, забрел туда и в старой, запыленной, белой пачке сапожных гвоздей обнаружил настоящее сокровище серебряную монету. Я не знаю, как она там оказалась, и кто ее туда положил, мне казалось, она меня здесь ждала. Я тут же занес ее в дом и надежно припрятал. По сей день, эта драгоценная находка лежит в моей коллекции монет, которой она собственно и положила начало. Я мечтал превратить второй сарай в собственное жилье, где я мог бы жить сам, своя комната – была для меня несбыточной мечтой.
После появления желтого автомобиля в новорожденном гараже отец куда-то исчезал после работы. По словам мамы, он учился водить автомобиль. Прошло время, мы отвыкали ходить пешком. Это было поначалу весело, а потом грустно ведь гулять по родным местам весело, деревья тебе кивают, цветы радуют ароматами, придорожная пыль набивается в глаза, уравнивания хорошие впечатления, напоминая, что не бывает только белого или только черного в мире.
Неумело поначалу, но с нарастающей уверенностью отец водил авто. На первых порах его спрятанные под капотом шестьдесят лошадей катались по поселку, а немного погодя и принялись выезжать в окрестный городок.
Когда же выдавались счастливые моменты, мы все-таки выбирались в пешие прогулки по магазинам. Отец уже не носил меня на шее как раньше, я ведь стал можно сказать неподъемным.
Пока родители выбирали покупки в продуктовом и хозяйственных магазинах, мы с братом проводили время перед прилавками отдела игрушек магазина, который родители называли «Промтовары». Родители всегда знали, где нас искать. В тот памятный день нам купили обалденные две капроновых субмарины, на которые мы смотрели, заворожено, пожирая взглядом. Мне досталась красная, брату оранжевая, а чтобы закрепить удовольствие нас завели в магазин Продтовары и купили по молочному коктейлю. Это был незабываемый и волшебный день. Я по сей день помню тот отдел, было грустно, когда во владычестве случилось очередное потрясение, и отдел закрыли. Ведь это означало, что больше никогда тебе не приготовят коктейль в волшебной машинке, подмигивающей зеленым глазком. Никогда не нальют томатного сока с постоянно не растворенными до конца критиками соли, скопившимися на дне.