Лазоревый день. Книга вторая

Где быль, а где сказка, где одна истина и где другая?

Урсула Ле Гуин. Планета Роканнона.

Четырнадцать лет — это много или мало? Смотря с чем сравнивать. Если со сроком стандартной человеческой жизни, то не так уж и много. Для Давида Арояна, навигатора косморазведки, жителя Новой Европы, гражданина Европейско-Российского Союза, объединяющего без малого полтора десятка планет, разбросанных по галактике, эти годы могли пронестись, как один день… Если бы не рой астероидов, вспоровший корпус «Паннонии» и убивший её экипаж.

Тот, кто носил имя

Давид Ароян, перестал существовать тогда. Не было больше ни навигатора, ни гражданина. А житель… Да, он не умер четырнадцать лет назад. Но перестав быть частью человечества, мог ли считать себя человеком?

Давид предпочитал не думать об этом, забыть о прошлом, раз вернуть его шансов нет. Жизнь в том, бесконечно далёком мире казалась сном, не более реальным, чем психофильмы, которые ему когда-то нравились. Не помнить было легко — не осталось в той жизни ничего, заслуживающего воспоминания. Его реальностью стали Шакх и Кхарит, Джасжарахо и ц’Аэр, кхиры и ртаари. Его реальности теперь была Тассит. Четырнадцать лет — это очень много, целая жизнь! И всё, что он помнил, относилось только к этой жизни: высадка на безымянном островке, первая встреча с его новыми соплеменниками, знакомство с Ишбит, путешествие в таинственный город, танец в небесном дворце, счастливое лето в домике смотрителей, бегство… и Русана Орелик. Такая короткая и такая яркая история её жизни.

Нет, Русана была не только воспоминанием. Она не исчезла бесследно, закончив свой тхе-шу, как говорят кхиры. Её продолжение осталось в этом мире, — дети, ради которых она отдала Шакху всё, что смогла. И было это гораздо большим, чем жизнь. Когда они прощались — в последний раз! — Давид пообещал: «Мы всё сделаем, за детей не волнуйся». Что ж, он выполнил обещание. Они с Тассит выполнили.

Ирис выросла похожей на мать. Такая же рыжеволосая, сильная, высокая — уже обогнала всех сверстников, не уступала ростом никому из мужчин роя. Ароян замечал, какие взгляды начинают бросать на его дочь соплеменники, особенно со-ртох. В них были удивление, восхищение… и непонятная робость. Он и сам робел всякий раз, разговаривая с дочерью. Робел под взглядом её нечеловеческих глаз. Когда-то Давид так и не отважился спросить у Русаны, кто на самом деле отец девочки. А потом спрашивать стало не у кого.

С Саши было куда проще. В чертах парнишки Давид легко узнавал свои собственные, хоть подрастал тот, конечно, настоящим рта, мужчиной своего племени. Мечом, копьём, луком владел прекрасно, в лесу чувствовал себя словно дома. Зурси, ставший три года назад старшим охотником тирча, часто повторял, любуясь ловкостью парня: «Когда-нибудь заменит меня».

«Когда-нибудь»… Будущее Кхарита всё ещё было скрыто во мраке. Три ртаари, одна из которых даже не начала Восхождение, недостаточно, чтобы вести племя по пути его жизни. Слишком мало арт и рта рождались в тирчах, хуже стал климат, уменьшился урожай на полях. Каждый кхир ощущал эту слабость, каждый хотел бы помочь своим королевам. Но что они могли сделать?

Тринадцать лет продолжалась эта тревожная неопределённость. Но теперь что-то случилось. Что-то непонятное, небывалое, а потому — опасное. Недавно отшумел разгульный Кхи-шош’э, в тирч вернулись мужчины, возившие дары в небесный дворец. И вдруг — такое известие! Хранительница пожелала, чтобы до следующего Лазоревого Дня обязанности смотрителей Джасжарахо взяли на себя Тассит и Дади.

Когда со-ртох сообщила об этом, у Давида внутри будто оборвалось всё. А он-то надеялся, что Ирис и Саши успеют стать взрослыми, прежде чем им придётся столкнуться с неведомыми опасностями. Не судилось. Когда-то Русана отстояла их право жить в этом мире, теперь пришёл его черёд.

Он старался отогнать это глупое назойливое предчувствие. Не мог. И пока собирались в путь, и всю дорогу от Джасжарахо да ц’Аэра — не мог. Лишь когда увидели золотую звёздочку чце-ригхтоэ’ох, на душе стало чуть легче. Звёздочка светилась, словно лучик надежды, что всё будет хорошо.

Стук колёс повозки, увозящей прежних смотрителей, затих где-то внизу, в долине. Дом Джасжарахо опустел. Несколько минут они стояли на его пороге, слушая тишину, — удивительную, невозможную в тирче, уже порядком забытую тишину ц’Аэра. Затем Тассит осторожно тронула Давида за руку:

— Какую комнату мы выберем?

— Может ту, в которой жили прошлый раз?

— Или твою, с видом на лестницу?

За годы, прожитые вдвоём, Давид научился слышать даже те слова жены, которые она не произносила вслух. Угловая комната, — там впервые их айри превратилось в д’айри. Как они боялись тогда, как переживали, осторожничали! Тогда они только учились видеть за внешней формой внутреннюю сущность друг друга.

Но в словах Тассит было не одно лишь воспоминание. В них прозвучал намёк: за тринадцать лет жизни в Джасжарахо им ни разу не довелось оказаться только вдвоём, наедине, укрыться от глаз и ушей соплеменников. Здесь же всё снова было как тогда, в первый их раз. Словно время, и правда, повернулось вспять, возвращая те давние мысли, ощущения, поступки… А уж какую комнату выберут, дело десятое!

Поняв друг друга, они бросились наперегонки вверх по склону, к наружной двери четвёртого яруса… и резко остановились, едва обогнули дом. На пороге сидела арт. Молодая, красивая, — очень красивая по меркам кхиров, — в лазорево-белой юбке и топе, подчёркнуто обтягивающем пышные формы. Орайре?

Незнакомка встала навстречу растерявшимся смотрителям. Произнесла:

— Простите, что не дала вам времени обосноваться. Но всё меняется слишком быстро. Вы должны быть готовы.

— К чему?

Ароян не понял, успел он произнести вопрос или только подумал. Однако в следующий миг уже знал, что ответ висит над ц’Аэром, прямо над их головами. Слишком высоко, чтобы человеческий глаз мог рассмотреть его в деталях. Пока что это было маленькое, металлически-серое пятнышко. И тут же что-то щёлкнуло в памяти, как будто подключились резервные цепи хранения информации из той, давно ушедшей жизни. Ноги налились свинцом.

— Но это невозможно!

Он так и сказал: «невозможно». Хоть и знал, что это стало реальностью. Незнакомка не спорила с ним, она продолжила рассказывать, не удосуживаясь больше шевелить губами:

— Твой народ быстро принимает решения. Владея лишь крохами знаний, не умея заглядывать в будущее, они так легко делают выбор, словно жизнь — игра. Они или слишком смелые, или безрассудные. Я думала, это черта характера Русит. Но теперь вижу, что такая особенность присуща всей расе.

Давид внезапно понял, что рядом с ним сидит не орайре — сама Кхарит-Хайса, лазоревая ртаари, Хранительница. В другой раз это ошеломило бы его, после того давнего танца Кхи-охроэс ему не доводилось видеть ртаари, — мимолётная встреча с Сахра на берегу озера не в счёт. Но сейчас мысли Давида занимало событие, куда более неожиданное и невероятное.