Лазоревый петух моего детства (сборник)
Шрифт:
— Сахар в этом напитке не главное, — уточнил академик. — Пей, Гришка.
Дядя Федя забеспокоился.
— Не вредно ли для юного организма? Он, разумеется, парень толковый, но у него ещё становая ось слабая — летать его, понимаешь, тянет.
— Ничего… Потихоньку пей. Потом за молоком сбегаешь. Молоко в твоём возрасте тоже не вредно, а также яйцо всмятку и овсяная каша.
Гришка уже с молоком возвращался, глядь — перед ним девочка Лиза в розовом платье и Пестряков Валерий с рогаткой.
—
Гриша обиду почувствовал. Сказал:
— Некогда было. Я гайку проглатывал.
И девочка Лиза и Пестряков Валерий враз поперхнулись. Девочка Лиза от испуга. Пестряков Валерий — от технического интереса.
— Такой ты и есть, — сказала девочка Лиза. — Вы со своим дядей Федей газеты читаете, гайки проглатываете, а крыльцо у вас вкривь и вкось…
Гришка хотел вспылить: мол, Лизка, я тебя за такие слова сейчас по затылку тресну — не тронь моего дядю Федю! Даже замахнулся. Но вдруг внутри у него шевельнулось что-то. Гришка сообразил: «Гайка!»
Подтянул её мысленно и ничего грубого Лизе не ответил, Лиза, естественно, удивилась. А Пестряков Валерий спросил с обострённым техническим интересом:
— Ты как гайку глотал, в сыром виде или как?
— Растворил с настоящим индийским чаем.
Девочка Лиза нос вздёрнула, фыркнула и заявила:
— Врёт. Ясное дело. Где ты настоящий индийский чай взял? У нас в магазине только грузинский и краснодарский.
— А вот взял, — сказал Гришка. — У дяди Феди на огороде чайная пальма растёт.
Девочка Лиза нос ещё выше вздёрнула.
— Мы не на враньё договаривались — на сказку.
— «Легко на сердце от песни весёлой…» — запел кто-то печальным голосом.
Гришка обернулся — сидит на бревне дядя Вася с гармонью. В чемодане у него, оказывается, гармонь была.
Весь дяди Васин понурый вид говорил о таком одиночестве, о такой отчаянной тоске, что ребята, позабыв свои споры, схватились за руки и тесно прижались друг к другу.
— Что, — сказал дядя Вася, — боитесь?
Ребята стали ещё теснее. Гришка над ними — как тонкая камышина.
— Дядя Федя и дядя Павел ждут вас. Всю ночь прождали. А вы в отдалении на гармони играете.
Дядя Вася позеленел.
— Ясно. Проглотил проклятую гайку.
— Они собираются за карасями идти, — сказал Пестряков Валерий. — У нас караси вот такие, как поросята. Мы ещё немножко поспорим и тоже за карасями пойдём, может быть…
Дядя Вася глаза закрыл, головой покачал, потом уложил гармонь в чемодан и пошёл было к дому, чтобы, как в детстве, отправиться за карасями: пошёл было, но вдруг свернул — помчался в другое место.
— Не придумал! — засмеялась Лиза. — Я говорила!
— Опять за своё, — сказал Пестряков Валерий.
А Гришка насупился, обвёл окрестности долгим взглядом и уставился Лизе в глаза. Так уставился, что Лиза на шаг отступила.
— Есть четыре страны, — медленно начал Гришка и тут же сообразил: сказку сочинять
Грустная страна была потому грустная, что на неё весёлые напали и разграбили с песнями. Весёлая страна была потому весёлая, что награбленную добычу делят, объедаются, пляшут и хохочут. Злая страна была потому злая, что куют мечи, чтобы выступить в бой против весельчаков-хохотунов. Добрая страна была потому добрая, что говорили такую мудрость: «Зачем вы, злые, себя утруждаете? Зачем оружие мастерите? Вас не затронули — и сидите спокойно. От добра добра не ищут».
Но злые добрых не послушались. Выступили в поход против весёлой страны. А когда пришли к ним, их уже нет. Они уже на добрых напали и грабят. Объедаются, пляшут и хохочут. Любили они весело пожить. Побежали злые в добрую страну. Похватали весельчаков-хохотунов. Высекли их публично. А когда замахивались, то и добрым попадало.
— Глупая сказка, — сказала Лиза, не помедлив ни секунды. — Зачем же добрым попало? Нужно было весёлых наказать, награбленное добро отобрать и на эти деньги построить балетную школу. А у тебя что? Крутёж-вертёж. Добрые — злые. Злые — добрые. Почему у тебя злые — добрые? — Лизин нос остренько клюнул небо, губы тугим шнурочком сплелись.
Пестряков Валерий стоял, вдаль глядел, рогатку растягивал тренировался в прицеле.
— Моя сказка, конечно, самая лучшая, но и Гришкина не хуже, — наконец сказал он. — Ты, Лизка, нос не задирай и не обижайся. Твоя сказка только для переживания, Гришкина — для думания. Сейчас я на стадион пойду, дачников в футбол обыграю, потом стану думать о твоём вредоносном характере. Пришла пора, как я погляжу. — Пестряков Валерий пошёл на стадион обыгрывать дачников, а также думать над сложными вопросами жизни. Девочка Лиза направилась к своему дому обижаться и презирать мальчишек, сидя на скамейке в палисаднике среди цветов. А Гришка так загордился, что грудь раздул, подпрыгнул и полетел.
Гришка летел повыше вчерашнего. Но с большим трудом. Устал быстро. Пролетая над канавой, молоко расплескал. И всё же, когда опустился на крыльцо, крикнул:
— Очень прекрасно!
— С чего это вы такой гордый? — спросил Аполлон Мухолов. Именно он сидел на калине и выглядел плохо.
— Как с чего? Я сказку сочинил. Хотите, вам расскажу?
— Не желаю слушать. А если всерьёз, то мне с вами и разговаривать нет охоты.
— Почему? — удивился Гришка.
— Кто меня бросил в беде?
Гришка стал вспоминать, когда же такое случилось.
— Вы имеете в виду нашу встречу с Пестряковым Валерием? — спросил он. — Но вы же сами слышали — меня позвал дядя Федя.
— У него своя голова. У вас своя… — нервно чирикнул Аполлон Мухолов. — Вы оставили меня под прицелом.
У Гришки похолодело сердце.
— Он в вас попал?
— К счастью, он попал в хвост. Я на минутку потерял бдительность, показал хвост из-за ветки.