Лазурный гигант

Лори Андре

Было три часа дня. Рассчитав, что до наступления ночи они успеют сделать все необходимые приготовления, Жерар пошел за Ле Геном, в то время, как оба механика с удивлением разглядывали Эпиорниса.

Когда он вернулся час спустя, с Ле Геном, оба гнулись под тяжестью кроватей, инструментов, которые несли. Они застали обоих ученых за делом: те замеряли, чертили планы, продолжали восхищаться остовом будущего летательного аппарата и не замечали холода, который пронизывал их на этой вершине.

— Они так увлеклись своими учеными разговорами, что даже не замечают,

что мерзнут и умирают от голода! — воскликнул Жерар, бросая на землю свою ношу. — Ле Ген, разведи-ка им костер из этих доисторических водорослей, которые висят повсюду. А вы, друзья мои, когда пообогреетесь и подкрепите силы, скажите, что нам еще надо перетащить сюда из вашего багажа. Конечно, вы возьмете с собой только самое необходимое!

Тут только добрый и вечно рассеянный Вебер оторвался от скелета и перевел внимательный взгляд на молодого человека.

— Что ты говоришь, Жерар? Ты говоришь, что мы возьмем с собой то или другое. А ты разве не с нами?

Тогда Жерар, умышленно умалчивавший об этом до сих пор, рассказал об ультиматуме капитана и причинах, по-видимому, оправдывавших его.

— Прекрасно! — сказал Вебер. — Требование его имеет основания, я согласен подписаться под ним. Но они ошибаются в выборе заложника. Заложником буду я!

Братья возражали, но он оставался непоколебим.

— Но ваше присутствие на аэроплане необходимо! — сказал Жерар.

— Не знаю насколько. Мое дело приготовить остов. Когда я это сделаю, без меня можно будет обойтись!

— А в случае новой катастрофы?

— Мы примем все меры предосторожности. Не настаивайте, пожалуйста, Жерар и Анри. Я останусь здесь!

Вебер редко высказывал свои желания. Спокойный и уступчивый, всем довольный, он обыкновенно был кроток как ягненок, но все знали, что раз он заупрямился, его никак не уговоришь отказаться от своего решения.

Братья замолчали, им неприятно было думать, что старый друг их останется здесь, когда они вырвутся из плена, но почтенный ученый не хотел слышать никаких возражений.

Ле Ген возмутился в свою очередь, когда ему рассказали, в чем дело. Он очень обрадовался, узнав об открытии Жерара, и теперь он тоже стал протестовать:

— Есть над чем задумываться! Очень нужно оставлять заложниками месье Жерара и Вебера! Я останусь. Это само собой понятно. С какими глазами явитесь вы к мадемуазель Лине без ее отца и жениха?

— А ты думаешь, Мартине приятно будет видеть, что мы возвратились без тебя? — спросил Жерар.

— Мартина? Да она меня на чем свет изругала бы, если бы я приехал в хорошем экипаже в то время, как мои господа остались на пустынным острове. Да я ей на глаза показаться не посмел бы!

— В конце концов, никто не хочет ехать со мной! — сказал Анри несколько дней спустя, работая над восстановлением машины, которую на этот раз хотели сделать несокрушимой. — Если вы не перестанете спорить, мне, пожалуй, придется ехать одному!

— Я думаю, лейтенант Вильсон не отказался бы сопровождать тебя, — заметил Жерар. — Да вот еще Джальди охотно отправился бы с тобой.

С тех пор, как мы открыли Эпиорниса, он не дает мне покоя: «Сагиб, возьмите меня с собой! Сагиб! Я ненавижу англичан! Сагиб! Я буду вам верным слугой, я буду слушаться во всем». Я ему доказывал, что он останется не с одними англичанами, что здесь будут и два француза заложника или, по крайней мере, один, он все твердит свое.

— Бедняжка! — сказал Вебер. — В конце концов, ему немного места надо.

ГЛАВА XV. «Эпиорнис № 3»

Через двадцать дней упорного труда начал принимать ясные очертания «Эпиорнис № 3», помесь допотопного гиганта и механической птицы из Пасси.

Оказалось, что, судя по одному лишь черепу Эпиорниса, выставленному в Jardin des Plantes рядом со скелетом нормандского кита, Вебер верно угадал размеры доисторической птицы. Он точно соразмерил грудную клетку, крылья, позвоночный столб. Благодаря этому сломанные части механической птицы удалось заменить частями скелета настоящей, как то и предвидел Жерар.

Таким образом были заменены правая плечевая кость, части крыла, ребра, некоторые позвонки.

То, что в цивилизованных странах могли дать лишь специальные заводы, то дала здесь, на необитаемом острове, сама природа.

Собрать машину, покрыть ее было легко, потому что в кают-камере разбитого аэроплана нашелся запас листового каучука и крепкого клея. Удалось даже настолько размягчить в кипящем сале морской свиньи правый сустав крыла ископаемой птицы, что он мог сгибаться и действовать. Искусственный череп был заменен настоящим, хотя это уже был просто каприз механика — череп механического Эпиорниса был цел и невредим.

Погнувшийся винт выпрямили, и он оказался еще годным к делу, хотя не был так хорош, как новый.

Труднее всего оказалось установить помятую ось машины.

— Ну, ничего, — шутил Жерар, — хотя горбатый, но все-таки Эпиорнис!

В самом деле, «Эпиорнис № 3» хотя и уступал в красоте своему живому предку и даже величественному искусственному предшественнику, все-таки мог делать соразмерные, гармоничные движения и оправдывал возлагаемые на него надежды. Анри отрегулировал свой мотор. Оставалось только перенести на аппарат припасы и пуститься в путь.

Вопрос о пассажирах окончательно выяснился. Анри просил капитана отпустить с ним Джальди, которому так хотелось уехать, и который не представлял собой чрезмерной тяжести для машины, но получил решительный отказ: раз он поставил условие, что на аппарат поднимутся только французы, так и должен взять с собой или Вебера, или Ле Гена. Решили, что поедет Вебер, потому что матрос со своими элементарными понятиями о механике оказался бы мало полезным.

Вебер неохотно согласился на требование капитана, он долго спорил с ним и доказывал, что Анри должен взять с собой Жерара. Капитан и слушать не хотел. Убежденный, что Анри скорее позаботиться об освобождении англичан, если с ним останется его брат, Марстон решил не отпускать Жерара.