Лебединое озеро Ихтиандра

Донцова Дарья

– Странно, что на кухне заправляет мужчина, – переметнулась я на служащих.

– Вадик профессиональный повар, – пожала плечами Лена, – раньше служил в ресторане, потом перешел к нам, а Патрик психолог.

– То есть они на зарплате? – кивнула я.

– Ну да, – после небольшого колебания подтвердила Привалова. – Много платить мы не можем, зато предоставляем им бесплатное жилье. Вадим после развода лишился квартиры, а Патрик жил в однушке с мамой, которую в шестьдесят лет потянуло выйти замуж за тридцатилетнего. Пасынок не ужился с отчимом и очутился у нас.

Я продолжила увлекательный разговор:

– А Николай Ефимович?

Привалова взяла вылизанную щенком до блеска мисочку и стала ее тщательно мыть.

– Он

сам пришел, просто позвонил в дверь. Хорошо, что у дедушки паспорт был, мы узнали, что он сбежал из дома престарелых, ни родных, ни друзей у него нет. Там жуткие порядки. Эдик Поповкина повез назад, посмотрел на палату, на постель без белья, на суп из перловки, понюхал местный воздух – и назад вместе со стариком. Не смог Эдуард его там бросить. Николая Ефимовича никуда не деть, он с нами навечно останется, как и Костя. Не видела его еще? Он милый, исполнительный, аккуратный, служит в приюте горничной, полы моет, белье стирает и прочее. Костя слегка отстал в развитии, по документам ему больше двадцати, а по уму он не старше семилетки. – Лена улыбнулась и резко сменила тему беседы: – Ну, чем будешь заниматься?

Я начала строить планы.

– Наверное, попытаюсь погулять по саду, попробую приучить Рипа к аккуратности.

Лена вздернула брови.

– Рипа?

Я подняла щенка.

– Еврипид слишком пафосная кличка, лучше сократить до Рипа. Но у меня здорово болит нога, а на костылях я практически не могу передвигаться. Слушай, вроде бы моя собачка подросла! Вчера она была совсем крохотной, а сегодня потяжелела, и лапы, кажется, вытянулись.

– Зверята быстро трансформируются, – кивнула Привалова, – пошли, выдам тебе Буцефала.

Опираясь на плечо Лены, я допрыгала до больших стеклянных дверей, потом на террасу и обрадовалась. Сегодня вовсю светило солнце, тучи исчезли, ветер утих, было тепло. Отличная погода для прогулки по саду! Похоже, собака Афина разделяла мое мнение. Она тоже вышла на свежий воздух, пару раз шумно вздохнула, затем начала сосредоточенно облизывать Рипа, который свалился на спину и подставил здоровенной псине розовое брюшко.

– Свет, – коротко сказал Гектор, вылетая на террасу.

– Это лучше, чем тьма, – ответила я.

Ворон сел на кованую решетку, ограждавшую террасу, сложил крылья, чуть наклонил голову и произнес:

– Еврипид!

Щенок даже не вздрогнул.

– Еврипид! – повторил Гектор. – Дурак!

Я вступилась за найденыша.

– Он маленький, еще не выучил свое имя.

Ворон щелкнул клювом.

– Фина!

Собаколошадь повернула голову, в ее глазах застыл вопрос: «Чего надо?»

– Дура, – спокойно сказал Гектор.

Афина не обиделась. Она принялась толкать Рипа носом, явно приглашая щенка поиграть.

Я поморщилась.

– Фу, как некрасиво. Если ты умный ворон, это не повод оскорблять других.

Гектор расправил крылья, помахал ими, потом с легкой неуверенностью произнес:

– Дарья?

Я кивнула.

– Правильно. Именно так, но лучше Даша.

Гектор свистнул.

– Даша! Даша!

Я погрозила ему пальцем.

– Не наглей! Женщин свистом не подзывают. Я не позволю так обращаться с собой никому, даже очень умной, говорящей вороне.

Птица распушила перья.

– Даша!

– Слушаю, – ответила я.

– Дура! – объявил Гектор.

Я разозлилась, но через секунду мне стало смешно. Возмущаться хамством птицы очень глупо, она лишь повторяет услышанное, никаких мыслей в голове пернатого нет.

Гектор прошелся по верху решетки и повернул ко мне клюв.

– Дура! Нет вороны! Ворон!

От неожиданности я икнула, потом пробормотала:

– Действительно, прости. Ты ворон.

Гектор начал издавать икающие звуки, потом ухнул совой, гавкнул и добавил:

– То-то же!

Я не нашлась с ответом. Птица взмыла вверх и затерялась среди деревьев.

На террасу выскочила Лера.

– Как я выгляжу? – нервно спросила она.

– Отлично, – похвалила я.

– Может, лучше надеть белую блузку? – продолжила мать Насти и затряслась. Похоже, Валерия в преддверии встречи с квартирной хозяйкой и вправду сильно нервничает.

Я решила успокоить ее.

– Все прекрасно, но поторопись, тебе нельзя опоздать на встречу.

– Да, да, – закивала Лера и неожиданно спросила: – А ты чем займешься?

Я пожала плечами.

– Пока осмотрюсь, а потом скорей всего поеду куплю приюту в качестве спонсорской помощи в подарок стиральную машину.

Валерия сказала:

– Если есть лишние деньги, то правильно, Софья давно о ней говорит. Какую возьмешь?

– Мне очень нравится техника фирмы «Кок», – вздохнула я, – но в Москве ни разу ее не встречала.

– «Кок»! Смешное название, – улыбнулась Лера, – знаешь, ею торгуют в гипермаркете на улице Карелина. Я видела там технику с таким названием. Абсолютно точно. Ты туда поезжай, в этом центре… да ладно, не важно, главное, там торгуют изделиями фирмы «Кок».

– Карелина? – переспросила я. – Спасибо. Слушай, ты опоздаешь, не тяни время.

– Правильно, – медленно ответила Лера, – мне отчего-то страшно.

– Все будет хорошо, – пообещала я, – главное – уверенность в себе.

Лера подняла подбородок.

– Ты права! Ну, я помчалась.

Валерия побежала по дорожке к воротам. Я осталась одна, но ненадолго. Послышался тихий шорох, затем голос Лены:

– Во! Буцефал!

Я повернулась. В моем понимании инвалидное кресло – это здоровенная каталка с полуржавыми колесами. Российские инвалиды бедны до крайности, поэтому основная масса парализованных людей вынуждена пользоваться конструкциями, разработанными при царе Горохе. Ни о какой электронике тогда, как вы понимаете, не слышали. Человек сидит в громоздком сооружении и либо сам крутит колеса руками, либо его толкает кто-то из сердобольных родственников. Москва странный город, отчего-то здесь считают, что жизнь принадлежит лишь молодым и здоровым. Ну, например, возьмем автобусы. Они, как правило, имеют высокую подножку. То, что в салон не въехать на коляске, понятно даже новорожденному, но как влезть туда даже бабушке с палкой? Беременной женщине? Матери с ребенком? Человеку, сломавшему ногу? А зеленый сигнал светофора? Он в столице горит для пешеходов считаные секунды. Спортивные парни и юные девушки успевают преодолеть шоссе, но вспомним о тех же бабушках, инвалидах, беременных или просто временно больных людях. У них нет никакой возможности установить рекорд по бегу, поэтому бедняги замирают посреди проезжей части и в ужасе отворачиваются от потока автомобилей. Да что там городское движение! В муниципальных поликлиниках и школах нет пандусов. В классе вместе с моей Машей училась Оля Зарецкая. Девочка попала в аварию и временно лишилась возможности передвигаться. Каждый день отец Оли втаскивал ее в холл школы. По первому этажу Олечка худо-бедно могла ездить в инвалидном кресле, но на второй ей было не забраться. Хорошо хоть, в нашей школе работали умные педагоги, которые испытывали к бедняжке сострадание. Олю таскали по лестницам старшеклассники, учителя физкультуры и труда, иногда подключался дворник. Но когда через восемь месяцев девочка встала на костыли, все вздохнули с облегчением. Увы, школьное здание рассчитано лишь на здоровых детей, без посторонней подмоги Зарецкая не имела шансов попасть в туалет, столовую или погулять во время перемены во дворе. По мнению архитекторов, дети-колясочники должны сидеть дома. Незачем им учиться, лучше совершать променад на балконе. Хотя громоздкое передвижное кресло не пройдет через узкий проем лоджии. Много вы видите на улицах тех, кто не может сам передвигаться? В Москве в общественных местах их не встретить. А вот в Париже, Франкфурте, Барселоне инвалиды запросто посещают театры и гуляют в парках, у них попросту другие коляски, узкие, юркие, с электронным управлением.