Лёд и пламень
Шрифт:
Хотя — почему бесполезной? Ведь она еще ничего не выяснила относительно свойств этого предмета! А вдруг Богомол обладает могуществом, сравнимым с Морским коньком или даже Саламандрой? Подумав о своей потерянной фигурке, Маруся стиснула зубы. С Саламандрой медведь ничего не смог бы ей сделать. Но фигурка заняла свое законное место в выстланной неизвестным материалом, похожим на черный бархат, нише в Зале Ста Тысяч предметов.
Глупо грустить и переживать о том, чего уже невозможно вернуть. Маруся сунула руку в карман и вытащила Богомола. Медведь, не
На первый взгляд ничего не произошло. Вообще — ничего. Так же ярко светило в небе полярное солнце, капала с тороса вода, рычал медведь. Но взглянув на свои ноги, Маруся не заметила очень важной вещи, которая имелась еще секунду назад.
У нее не было тени! Солнечные лучи теперь насквозь прошивали тело Маруси Гумилевой, точно оно сделалось стеклянным.
Или вообще исчезло.
«Невидимая! — обрадовалась девочка. — Богомол дарует невидимость! Спасибо, мамочка! Ура! Медведь теперь не увидит меня и я смогу убежать…»
Но не тут-то было! Сперва хищник, конечно, потерял Марусю из виду и на его косматой морде появилось выражение разочарования. Но принюхавшись, медведь понял, что на самом деле добыча никуда не делась, она тут, совсем рядом. Взревев так, что у Маруси заложило уши, зверь с утроенной энергией полез наверх.
И тогда Маруся завизжала. Завизжала так, как умела это делать только она, обладательница почетного звания «чемпионка школы по художественному визгу». Медведь испуганно заворочал мордой, роняя на лед капли тягучей слюны. Он явно не ожидал такого. Властелин Арктики, хозяин бескрайних ледяных просторов, он привык к тому, что его жертвы — тюлени и нерпы — перед смертью успевали издать лишь короткий всхлип. От сверлящего мозг яростного визга Маруси зверь опешил и даже на всякий случай сполз вниз на несколько метров.
Говорят, самый лучший на планете ныряльщик Жак Мойоль может задерживать дыхание на восемь минут. Запас воздуха в легких Маруси закончился гораздо раньше. Визг стих, и тот час же медведь полез обратно на утес. Он ничего не ел уже больше месяца и был очень голоден. Ввалившееся брюхо заставило зверя забыть об осторожности. Он чуял запах живого мяса, самый сладкий запах на свете. Правда, в этот аромат жизни вплетались и другие, незнакомые хищнику, тревожные нотки, но примитивный медвежий мозг не обратил на это внимание.
Последнего тюленя-лахтака зверь выследил у полыньи, убил и съел очень давно. Он хотел есть. И голод сыграл с медведем злую шутку. Забыв об осторожности, медведь предпринял решительный штурм тороса. Он полез наверх, как заправский альпинист, вонзая когти в лед и рыча. Если бы медведь был чуть более разумным, он, безусловно, заметил бы, что его добыча ведет себя как-то странно — не бьется в истерики, испуская запах страха, а застыла на месте, вертя головой.
Маруся в самом деле больше не визжала. Она замерла, не обращая на медведя внимания, прислушалась…
Прислушалась — и не смотря на весь ужас ситуации, на лице девочки расцветала радостная улыбка!
— Не может быть… — прошептала Маруся.
С той стороны, где стояла хижина с ветряком, до ее ушей долетел такой знакомый, практически родной голос, громко повторявший одну и ту же фразу:
— Маруфя! Маруфя, моя фкучать! Где ты, Маруфя!?
— Я здесь, Уфочка!! — завопила девочка, подпрыгивая на месте от нетерпения. — Скорее! Сюда!!
— Моя идти! — отозвался ёхху. — Моя быфтро идти! Уф!
Медведь между тем добрался почти до вершины тороса. Шерсть на его горбатом загривке поднялась дыбом, верхняя губа вздернулась, обнажая клыки — зверь готовился к решающему броску. Он уже предвкушал, как под ударами могучих лап будут ломаться хрупкие человеческие кости, как его пасть наполниться горячей, соленой кровью…
— Уф, скорее! Он сейчас меня съест!! — отчаянно крикнула Маруся и разжала руку с богомолом, чтобы ее друг смог видеть девочку.
Медведь издал радостный рев — теперь он не только чуял, но и видел добычу. Но хищник не знал одного из главных законов мироздания: на всякую силу всегда найдется другая сила. Рыжий гигант ёхху появился между льдин, и размахивая ручищами, огромными прыжками понесся к медведю.
— Моя уфе тута! — кричал он на бегу. — Маруфя, не бойфя! Уф! Моя тфоя спафать!
Наверное, в схватке один на один белый медведь не уступил бы рыжему великану, все же у Уфа не было острых когтей и клыков, а самое главное — ёхху не имел сноровки в борьбе с таким крупным хищником. Бурые таежные медведи не в счет, они вдвое, если не меньше, уступают размерами властелину Арктики.
Но на стороне Уфа был разум, почти человеческий разум, самое могучее и сильное оружие во Вселенной. Ёхху не стал бить медведя, царапать и кусать его. Он просто схватил зверя за короткие толстые задние лапы и резко дернул вниз.
Медвежьи зубы щелкнули в нескольких сантиметрах от Маруси — и оскаленная пасть начала удаляться.
— А-а-р-р-р-х! — разочаровано прорычал медведь, пытаясь когтями затормозить свой неожиданно экстренный спуск с тороса. Но Уф не собирался уступать.
— Тфоя не хорофо! — ревел он, упираясь ножищами в рыхлый снег и стаскивая медведя. — Зафем обифать Маруфя? Уф! Уф! Не нрафится!
— Так его, Уфочка! — захлопала в ладоши Маруся. — Тащи, тащи!
— Та-а-ф-у-у! — хрипло выдохнул ёхху, крепко сжимая медвежьи лапы. — Моя далеко тафить! Уф!
Плюхнувшись в мокрый снег, медведь зарычал так грозно, что Марусе на мгновение показалось, что Уф сейчас тоже испугается и выпустит хищника. Но не тут-то было! Не смотря на все попытки зверя развернуться и напасть на обидчика, ёхху продолжал оттаскивать его от тороса. За медведем в снегу оставалась широкая борозда, настоящая канава, быстро заполняющаяся талой водой.
— Тфоя уходить! — втолковывал медведю Уф. — Моя фердиться! Тфоя далеко уходить. Быфтро! Уф!