Лед

Корнев Павел Николаевич

– Лысого?

– Ага.

– Свободен. Можешь спать идти. Место знакомое, не заблудишься. – Выдав столь содержательный инструктаж, он подхватил мешок и направился к двери, но в последний момент повернулся и предупредил: – И не пей. Понял? Завтра с утра в Форт возвращаемся.

– Понял.

Тоже мне, указчик выискался. Колобок приплюснутый. И ведь колдун не шибко сильный, а как мозги заплёл, паразит: про «Макарова» Лысого я только чудом пару раз не обмолвился. Подхватив пожитки, я вышел за Дроном во двор. Он уже растворился в темноте, так что никто не помешал мне помочиться на стену караульного помещения, выразив таким образом своё отношение ко всем мудрым распоряжениям начальства. А потом в гордом одиночестве я добрёл до знакомого барака, толкнул неплотно

прикрытую дверь, кивнул Коту, дремлющему на стуле в обнимку с автоматом, и зашёл в свою комнатку.

Здесь обо мне кто-то уже позаботился: прямо на полу был расстелен набитый соломой тюфяк, а на единственной в комнате мебели – табуретке – стоял поднос с кружкой горячего травяного чая, краюхой хлеба и ломтиком сыра. Подсвечник с тремя огарками стоял прямо на полу и едва освещал комнату. От одного вида еды и аромата чая я чуть не захлебнулся слюной и, кое-как скидав в угол комнаты верхнюю одежду, сразу приступил к трапезе, откусывая большие куски хлеба с сыром и запивая всё это сладким чаем. Вообще, пить травяной чай с сахаром – это извращение, но предложи мне кто сейчас ещё пару кусков рафинада, согласился бы, не раздумывая. Оголодал, однако.

Полученного от еды удовольствия могло хватить на пару походов по ресторанам в прежней жизни. Теперь только выспаться, и всё. Но прежде чем задуть свечи и завалиться спать, я по привычке вытащил нож и сунул его под тюфяк. А потом достал из кармана фуфайки ствол Лысого и передёрнул затвор. На пол упал самый обычный заводской патрон с пулей, упрятанной в медную оболочку...

Глава 2

Вопреки опасениям, кошмары мне ночью не снились. Вообще ничего не снилось. Наверное, слишком устал. Как только залез под одеяло, сразу провалился в чёрный омут забытья, а утром так же внезапно из него вынырнул. Причиной столь резкого пробуждения стал чувствительный пинок по рёбрам. Сознание прояснилось моментально, но тело сплоховало: пока откидывал одеяло и замахивался ножом, неизвестный визитёр успел отпрыгнуть ко входу в комнату.

– Не, ну ты чё такой нервный? – со смехом поинтересовался Шурик Ермолов, двухметровый детина, просто обожавший подобные шутки, и добавил уже совершенно серьёзно: – Давай вставай, через час выступаем.

– Ты, недоумок, когда-нибудь точно допрыгаешься. – Сердце бешено колотилось, спина взмокла, но я постарался скрыть своё раздражение. – Не мог, что ли, просто сказать «доброе утро»?

– Да? А кто мне в прошлый раз спички в пальцы вставил? Вам тогда тоже весело было. – Шурик отодвинул в сторону тяжёлую занавесь, заменяющую дверь, и выскользнул из комнаты.

Успокоить дыхание оказалось легко. В самом деле, а что случилось? Ну, получил по рёбрам – ерунда это. Я ему в следующий раз тоже что-нибудь весёлое устрою, простым «велосипедом» уже не отделается. Радовало другое – ночью никто не попытался меня прирезать. Не то чтобы я всерьёз рассматривал такую возможность, но если уж начались непонятки, то произойти может что угодно. Даже удар бритвой по горлу в абсолютно безопасном, казалось бы, месте.

Быстро приведя себя в порядок и подхватив под мышку свёрнутую фуфайку, я поспешил в столовую. В принципе, фуфайку можно оставить с остальными вещами в комнате, но как бы кто в кармане ствол Лысого не нашёл.

Столовая находилась в этом же бараке, и выходить на улицу не требовалось. Помещение её было заставлено длинными деревянными столами и низкими скамьями. Съеденный накануне бутерброд давно усвоился организмом, и живот сводило от голода. Аппетитные запахи сразу вызвали обильное слюноотделение, я кинул фуфайку на скамью и поспешил за причитающейся мне порцией. Столовка быстро заполнялась патрульными, но, как ни странно, на меня особого внимания не обращали. Всё как обычно: кто кивнул, кто поздоровался. Никаких расспросов. Зато на Шурика, который в очередь на раздачу успел вклиниться передо мной, кидали такие многообещающие взгляды, что становилось понятно – за это утро он успел поучаствовать в пробуждении доброй половины отряда. Получив свою порцию, я вернулся к столу, где уже пристроился Ермолов. Отодвинув в сторону его поднос, мне удалось разместить на столе доску с тарелкой гречневой каши, щедро сдобренной мясом, ломтем хлеба и кружкой всё того же травяного чая. Теперь можно и оглядеться. Создавалось впечатление, что все с жуткого бодуна. Ели без всякой охоты, налегая в основном на чай. Кое-кто клевал носом. Многие вообще не появились.

– Слушай, Шурик, вы чё, бухали вчера?

– А то. – Он оторвался от тарелки и кивнул. – Староста, как только увидел белый хвост, который Макс приволок, сразу бочонок браги выкатил. Да ещё харчей на дорогу обещал подкинуть. Эта зверюга, оказывается, их уже полгода доставала.

– Вот уроды, мать их! Не могли предупредить?

– Насчёт волколака? А ты участвовал бы в облаве за такие гроши? Я – нет. Жизнь стоит несколько дороже. И Дрон бы на это дело не подписался. А прикинь, сколько бы профи серебра запросили? Жилин, говорят, вообще меньше чем за полштуки золотом из дому не выходит.

– Блин, а если бы у нас серебра не оказалось? – Раздражение нарастало и постепенно переходило в желание найти старосту и набить ему морду.

– Сам-то понял, что сказал? – Шурик сыто рыгнул и откинулся на стену. – И у кого из наших серебряных пуль или ножика нет? Разве что у Макса, так он в патруле первый раз. О, смотри, вон и оно всплыло.

Я повернул голову – действительно, в дверь как-то боком протиснулся Макс. Похоже, его штормило. Обычно румяные щёки впали и были какого-то непередаваемого зеленовато-серого оттенка. Кое-как добредя до нашего стола, он рухнул на скамейку рядом со мной. Становилось понятно, почему никто не пытался выяснить у меня, что произошло. Судя по состоянию Макса, он вчера рассказывал, как всё случилось, раз пять, не меньше.

– Посмотрел бы я, как ты волколака серебряным ножичком завалить пытаешься, – снова повернулся я к Шурику. – И вообще, почему меня вчера не позвали?

– А Дрон велел тебя не беспокоить, только хавки в комнату закинуть. Ладно, я пошёл, да и вы доедайте быстрей. Выходить пора. – Шурик кивнул на длинное зарешёченное окно, через изморозь на котором уже просвечивали солнечные лучи.

Макс издал какой-то неопределённый стон, по-видимому, означавший полное и бесповоротное намерение бросить пить, и попытался глотнуть остывший чай Шурика. Судя по перекосившемуся лицу, на пользу ему это не пошло.

– Что, плохо? – с неприкрытым злорадством в голосе поинтересовался я. – Пить меньше надо!

– Иди ты. Не видишь, колбасит меня. Сейчас ещё отошёл немного, а как проснулся, вообще чуть кони не двинул. – Макс поморщился, попробовал сделать ещё один глоток и продолжил: – А всё Дрон, зараза.

– А он-то тут при чём – брагу тебе насильно заливал?

– Да нет, он меня полчаса расспрашивал, а мне из-за этого три кружки штрафных выпить пришлось.

Я продолжал улыбаться, но по спине побежали мурашки, а тоненький голосок дурного предчувствия превратился в рёв сирены гражданской обороны. Макс у нас недавно, он ничего не понял. Но не принято допрашивать всех членов группы, если кто-то не вернулся из патруля и нет твёрдой уверенности в том, что дело нечисто. Слишком часто такое случается, чтобы устраивать по каждой смерти форменное следствие. Поговорят со старшим группы – и всё. После смерти Лысого за старшего остался я. Макса вообще допрашивать не должны были. В крайнем случае задать пару вопросов, не больше. А тут мало того, что меня Дрон буквально выпотрошил, так после ещё и Максом всерьёз занялся. С чего бы это? Либо у него есть какие-то подозрения, что смерть Лысого не случайна, либо... Ох, и паскудная цепочка выстраивается. И не убедить себя, что всё это паранойя. Типа, и пистолет у Лысого случайно оказался, и выпал он сам по себе. А Дрон просто от бессонницы маялся, вот и развлекался с нами ночными беседами. По отдельности каждый эпизод ни о чём не говорит, но все вместе... А что, собственно, получается?