Ледащий
Шрифт:
— Не даете душе его уйти в чертоги Господа. Ваш Сергей давно бы был в раю, но вы не отпускаете его и держите возле себя. Нехорошо.
— Откуда знаете, что Сергея ждут в раю? — насупилась Марина.
— А где ж еще? Мне сказали, что он погиб во время операции, спасая человека. Это так?
Марина подтвердила.
— Евангелие помните? Нет больше той любви, аще кто положит душу за друзей своих. Таких, как он, церковь почитает мучениками, которые, минуя мытарства, идут прямой дорогой в рай. А вы ему не позволяете.
— Уверены?
— Священник объяснил мне, когда жену похоронил.
— У
— Да, — он замялся, но потом кивнул. — Я гораздо старше, чем выгляжу, Марина Авенировна.
— Насколько?
— Не могу сказать. Утратил память, вернее, часть ее в результате асфиксии. В бою засыпало землей. Чего-то помню, а чего и нет. Но уверен, что мне не восемнадцать лет.
«В этом нет сомнения, — подумала Марина. — В восемнадцать так не говорят».
— Жена погибла под обстрелом?
— Умерла от рака.
— Но вы же волхв! И не могли спасти?
— Увы. Хотя и сделал все, что мог.
— Ах, да! — она кивнула. — Корпускулы здоровья не убивают раковую опухоль, наоборот, ускорят рост новообразований. Проверено. Вот при ранениях… Что мне делать, Николай Михайлович? Как отпустить Сергея?
Он задумался.
— Вам завтра в госпиталь? — спросил.
— Нет. Мне дали выходной. Динамика у деток положительная — ваш раствор помог, и главный врач сказал, что справятся и без меня.
— Тогда с утра пойдемте в церковь. Помолитесь там о душе Сергея и скажете, что отпускаете. Мне тоже нужно — заказать сорокоуст о близком человеке.
— Жене?
— Мария умерла давно, — качнул он головой. — О товарище, погибшем вчера в бою.
— Вы с ним дружили?
— Мы были как одна душа и тело. Но ненадолго. Душа его меня покинула.
«Странно говорит», — подумала Марина, но уточнять не стала. А он продолжил:
— Отдыхайте, Марина Авенировна. Я сам тут приберусь.
— Сначала покажу вам комнату, — ответила Марина и встала. — Диван там есть, постель — в шкафу. Устраивайтесь…
Через полчаса она спала, завернувшись в теплое одеяло — отопление пока что не включили, и в квартирах было лишь немногим потеплее, чем за окном. А Несвицкий в своей комнате разбирался с вещами, которые привез от Владислава. Для этого он попросил машину, и госпиталь не отказал, дав ее с водителем, конечно. Попросив его немного подождать, Николай зашел в знакомый двор. Гулого он обнаружил в летней кухне. Напарник восседал в дымину пьяный за столом, перед ним стояли опустевшая бутылка водки и тарелка с остатками закуски.
— Ты же говорил, что за рулем не пьешь, — вздохнул Несвицкий.
— Так я не за рулем, а дома, — громко икнув, нетрезвым голосом промолвил Владислав. — Эх, Коля, Коля! Это же такая мука — видеть столько горя в домах у мужиков! Я же всех их знал, как и они меня. Родные плачут, смотрят на меня, а в глазах читается вопрос: «Почему мой умер, а ты живой?»
— Деньги роздал?
— Да, — Владислав мотнул башкой. — Сказал, что от тебя, поскольку это твой трофей. Благодарили. Деньгами мужа, конечно, не вернешь, но жить после такой потери людям будет легче. Тебе от них спасибо.
— А я приехал за вещами. Взяли на работу в госпиталь, на жительство определили неподалеку от него.
— Знаю, — икнул Гулый. — Жена звонила, интересовалась, как я тут, заодно и рассказала. Поздравляю. Хорошая
— Кто знает, может быть, еще и повоюем, — сказал Несвицкий и спросил: — Автомат мне сдать? Или себе оставить можно?
— Гражданскому с оружием нельзя, — задумался напарник. — Разрешают пистолет, но на него нужна бумага. Хотя… Если начальство похлопочет… Ты воевал и взял оружие в бою, а не со склада получил. Спроси.
— Спрошу, — кивнул Несвицкий и сунул автомат в рюкзак. Следом — разгрузку с магазинами и цинк патронов. Прицепятся — отдаст. Сомнительно, что волхва потащат в суд за незаконное оружие.
Попрощавшись с Владиславом и посоветовав тому поспать, он отнес два рюкзака в машину. И вот теперь раскладывал их содержимое по ящикам и полкам шкафа. Прежде сделать этого не мог: не знал, куда его определят, а, может, вовсе выставят за дверь. Женщины, особенно красивые, непредсказуемы. У каждой толпы тараканов в голове, что и подтвердил их разговор с Мариной. Четыре года тосковать о муже! Какая б не была у них любовь, но с психикой у дамочки не все в порядке. Поэтому он предложил хозяйке психотерапию с походом в церковь. Он и сам хотел туда сходить — пообещал ведь Юрию, что за него помолится. Вот и совместит два дела.
В прошлой жизни Николай Михайлович был православным нигилистом. Вот такое сочетание, казалось бы, несочитаемого. Бог, как он считал, необходим, потому что без загробного существования, жизнь человека не имеет смысла. Но просить у Бога помощи в карьере, удачи в бизнесе и личной жизни бесполезно. Господу нет дела до твоих делишек, он для большой и главной цели в жизни человека — обретения посмертия. В тоже время церковь для людей часто заменяет психотерапевта. Помолился, попросил, поставил свечку — и полегчало на душе.
В храм они отправились голодными: Марина решила исповедаться и причаститься, Несвицкий поддержал ее из солидарности, но сам он причащаться не хотел. Ведь перед этим нужно исповедаться, а что он скажет батюшке? Дескать, перенеслась его душа в это тело из другого мира, а обитавший в нем до этого парнишка умер. И теперь Несвицкий просит помолиться о его душе. Класс! Психиатры довольно потирают руки…
Храм располагался неподалеку, и людей в нем оказалось много — воскресный день. В притворе они с Мариной купили свечи, Несвицкий подал поминальную записку, и оба вошли под своды церкви. Николай сразу обратил внимание, что прихожане здесь ведут себя иначе, чем в его прежнем мире. Они стояли не вперемешку, и строго выстроились по половому признаку: женщины расположились слева, мужчины — справа. Последних было очень мало. Хотя и в прошлой жизни Николая женщин в церковь приходило больше, чем мужчин, но это не бросалось так в глаза. Поставив свечку перед образом Спасителя и помолившись о душе парнишки, Николай стал слушать службу. Она здесь была несколько другой: похоже, что короче. Просительная ектенья — одна! — затем священник зачитал короткую цитату из Евангелия и начал исповедовать желающих, причем, довольно быстро. «Куда они торопятся?» — подумал Николай, но вскоре догадался: опасаются обстрела. Чем дольше люди будут в церкви, тем вероятней для прихожан и клира словить прилеты. М-да, прифронтовая жизнь заставляет даже церковь пересмотреть каноны.