Леденцовые туфельки
Шрифт:
К ценам здесь, видимо, тоже относились очень серьезно. К моей жизни, во всяком случае, эти цены никакого отношения не имели: десять евро за чашку чая, двенадцать — за чашку горячего шоколада!
— Ничего страшного. Я угощаю, — успокоила меня Зози, и мы уселись за столик в углу, а надменная официантка, похожая на Жанну Моро [21] , вручила нам меню с таким видом, словно это причиняло ей невыносимые страдания.
— Ты знаешь Жанну Моро? — вдруг спросила Зози, удивленно на меня глядя.
21
Моро
Я кивнула, по-прежнему чувствуя себя не в своей тарелке, и сказала:
— Да, в «Жюле и Джиме» она просто потрясающая.
— Вот уж про Жанну Моро точно не скажешь, будто ей кочергу в задницу воткнули! В отличие от этой особы.
И Зози глазами указала на нашу официантку, которая, прямо-таки сияя, вилась теперь возле двух весьма дорогого вида крашеных блондинок.
Я не выдержала и фыркнула. Блондинки посмотрели на меня, потом на пурпурные сапоги Зози и дружно склонили головы друг к другу, и я тут же вспомнила Сюзи и Шанталь. У меня даже во рту пересохло.
Зози, должно быть, что-то прочла по моему лицу, перестала улыбаться и с озабоченным видом спросила:
— В чем дело?
— Не знаю... Просто показалось, что эти дамы над нами смеются.
Мне хотелось объяснить ей, что как раз в такие места и ходят Шанталь с матерью. И в обществе худющих дам в дорогом кашемире пастельных тонов пьют чай с лимоном, а на пирожные и внимания не обращают.
Зози элегантно скрестила свои длинные ноги и пояснила:
— Это потому, что ты не клон. Вот клонам здесь самое место. А всяким чудикам сюда вход воспрещен. Спроси-ка меня, кого я предпочитаю?
Я пожала плечами.
— Догадываюсь.
— Но до конца ты не убеждена. — Зози коварно улыбнулась. — Ладно, смотри.
И она слегка щелкнула пальцами, направив их на официантку, похожую на Жанну Моро. И в ту же секунду эта официантка поскользнулась на своих высоких каблуках и грохнула на столик чайник, полный лимонного чая, насквозь промочив скатерть и сильно обрызгав сумочки дам и их дорогущие туфли.
Я молча посмотрела на Зози.
А она только улыбнулась в ответ.
— Хороший фокус, верно?
И тут я расхохоталась. Для всех, разумеется, это было чистой случайностью, которую никто не смог бы предвидеть, но я-то не сомневалась: именно Зози заставила чайник упасть, а официантку — суетиться возле облитого чаем столика и блондинок в пастельном кашемире и дорогущих туфлях. Чтобы никто больше не смел на нас глазеть или смеяться над вызывающими сапогами Зози!
Так что мы преспокойно заказали себе пирожные и кофе. Зози предпочла пирожное с кремом, заявив, что уж она-то никаких диет соблюдать не намерена, а я — миндальное. Мы пили кофе, ели ванильное мороженое и проболтали куда дольше, чем я думала; мы говорили о Сюзанне, о школе, о разных книгах, о моей маме, о Тьерри и о нашей chocolaterie.
— А здорово, должно быть, в магазине, торгующем шоколадом, — сказала Зози, надкусывая пирожное.
— Ничего, но в Ланскне было лучше.
Зози посмотрела на меня с явной заинтересованностью.
— Что такое Ланскне?
— Одно место. Мы там раньше жили. Это на юге. Вот там действительно было здорово!
— Неужели лучше, чем в Париже?
Она, казалось, была искренне удивлена.
И я рассказала ей о Ланскне и о нищем районе Марод на берегу реки, где мы с Жанно обычно играли; и об Арманде, и о речных людях, и о плавучем доме Ру со стеклянной крышей и прикрепленной к борту маленькой шлюпкой с маленькими легкими веслами, и о том, как мы с мамой готовили шоколад и поздним вечером, и ранним утром, так что все в доме пропахло шоколадом, даже пыль...
Позже мне и самой было удивительно, что я так разболталась. Вообще-то мне не полагалось об этом рассказывать, как и обо всех прочих местах, где мы жили до Парижа. Но с Зози я никакой опасности не чувствовала. Наоборот, с ней мне было совершенно спокойно.
— Но скажи: теперь, когда мадам Пуссен умерла, кто же будет помогать твоей матери? — спросила Зози, чайной ложечкой выбирая со дна остатки мороженого.
— Ничего, мы справимся, — сказала я.
— А Розетт уже ходит в школу?
— Нет еще. — Мне почему-то не хотелось рассказывать ей о Розетт. — Хотя она очень способная. И здорово умеет рисовать. И все может знаками объяснить. И даже слова в книжке пальчиком показывает, когда ей читаешь.
— Вы с ней не очень-то похожи. Я пожала плечами и промолчала.
Зози остро на меня глянула, и глаза ее блеснули, словно она собирается еще что-то сказать. Но она так ничего и не сказала. Доела мороженое и вздохнула:
— Должно быть, плохо, когда отца нет.
Я опять пожала плечами. Разумеется, отец у меня есть — мы просто не знаем, кто он, — но уж это-то я точно не собиралась с ней обсуждать.
— Вы с матерью, наверное, очень близки?
— Угу, — кивнула я.
— Да, вот с ней вы как раз очень похожи... — Зози не договорила, улыбнулась, но как-то скованно, словно пытаясь решить в уме некий не дающий ей покоя вопрос— Есть в вас обеих что-то такое — верно ведь, Анни? — чего я никак не могу определить...
Ну, тут уж я, разумеется, предпочла промолчать. Это всегда безопаснее, как говорит мама, иначе твои же слова потом могут использовать против тебя самой.
— Что ж, во всяком случае, ты точно не клон, в этом нет ни малейших сомнений. Мало того, я спорить готова: ты тоже кое-какие фокусы знаешь...
— Фокусы?
Я тут же вспомнила об официантке и разлитом лимонном чае. И отвернулась. И снова мне стало не по себе и страшно захотелось, чтобы нам поскорее принесли счет, можно было сказать «до свидания» и убежать домой.
Но наша «Жанна Моро» явно нас избегала; она болтала с барменом, смеясь и кокетливо отбрасывая назад волосы, как это иногда делает Сюзи, заметив неподалеку Жана-Лу Рембо (это один мальчик, который ей нравится). Кроме того, я заметила у официантов и официанток одну особенность: даже если они обслуживают вас вовремя, то счет все равно нести не спешат.