Леди, будьте паинькой
Шрифт:
— Трудно поверить. Франческа поет Далли дифирамбы. В ее представлении он самый добрый, самый справедливый, самый беспристрастный человек на свете.
— Кровожадный, хитрый, расчетливый, чванливый сукин сын — вот кто он такой. Ну а теперь — нельзя ли поговорить о чем-нибудь еще? У меня с самого завтрака крошки во рту не было, но кажется, из-за вас я потерял всякий аппетит.
— Официантка в загородном клубе упомянула что-то насчет петиции. Означает ли это, что вы пока вне игры?
— Дисквалифицирован на неопределенный
— Это все Дал… муж Франчески?
Кенни коротко кивнул.
— Почему?!
— Всякое бывает.
Видя, что он не собирается вдаваться в объяснения, Эмма вопросительно приподняла брови:
— Но как я оказалась причастна ко всему этому?
Появление официанта с закусками дало Кенни предлог избежать ответа. Он сосредоточенно занялся фаршированными шампиньонами, пока она прихлебывала охлажденную «Маргариту». Несколько крупинок соли прилипло к ее нижней губе. Она поспешно слизнула их.
— Все, что мне требуется, — просто позвонить Франческе.
Кенни так и ел глазами ее нижнюю губу, Эмма даже слегка испугалась. Должно быть, что-то неладно.
Она поспешно промокнула рот салфеткой. Кенни ошеломленно моргнул.
— Франческа имеет большое влияние на мужа.
— И?
— Она обещала сделать все, чтобы вернуть меня в игру.
— Понятно.
Наконец все стало ясно.
— Но только если согласитесь мне помочь?
— Примерно в таком разрезе.
Нет, все-таки что-то не так. Почему Франческе вдруг понадобилось навязывать Кенни Эмму? Странно.
— О чем она только думала? Знала ведь, что свести нас — все равно что столкнуть огонь и воду.
— Думаю, все эти ток-шоу каким-то садистским образом подействовали ей на мозг. Она находит особое удовольствие в том, чтобы сводить совершенно разных людей. И наблюдать, как они рвут друг друга на части, чтобы потом самой полакомиться останками.
Совершенно не похоже на Франческу. Все равно, что-то тут не сходилось, но от Кенни она вряд ли узнает больше.
Он недовольно поморщился.
— Вы собираетесь есть или будете губы облизывать?
— Губы?
— Я не из тех, кто бросает камни в других, поскольку у меня куча недостатков и дурных привычек, но вам лучше бы оставить в покое свою нижнюю губу. Что за манера беспрерывно покусывать ее, лизать, выпячивать? Это ужасно отвлекает. Сбивает с мысли.
— Знаете, Кенни, мне начинает надоедать ваша непрерывная критика.
— Угу.
Он сунул ей в рот намазанную соусом тортилью [8] .
8
Тонкая лепешка.
Соус оказался огненным, и к тому времени, как Эмма отдышалась, принесли остальные блюда. Пока они ели, Кенни развлекал ее местными байками, и вскоре Эмма уже громко смеялась. Он, когда хотел, мог быть остроумным и занимательным спутником, или Эмма сама непонимала, по какой причине мир окрасился в радужные тона, а в голове стало легко: то ли из-за побасенок Кенни, то ли под влиянием огромного бокала с «Маргаритой», уже почти пустого.
Извинившись, она проследовала в дамскую комнату, а по возвращении ее ждала еще одна «Маргарита», с иным привкусом, но такая же восхитительная. Воспоминание об иглах дало ей повод немного побаловать себя. На темных стенах вспыхнули многоцветные огни.
Наконец Кенни отодвинул недоеденное мороженое с корицей и, подозвав официантку, расплатился, хотя Эмма настаивала, что сегодняшний ужин пойдет за ее счет.
— Скоро десять, — заметил он. — Нам пора, если, конечно, не передумали.
— Ни за что! — чересчур громко объявила она и, заметив, что почти кричит, попыталась понизить голос: — Немедленно в путь.
Она встала, и комната медленно поплыла перед глазами.
— Осторожно, — предупредил Кенни, взял ее за руку и повел к выходу, раскланиваясь налево и направо с бесчисленными фэнами.
Эмма ожидала, что на воздухе ей станет легче, но, очевидно, ошиблась: окружающий мир завертелся с угрожающей скоростью, и ей пришлось принимать срочные меры.
— Кенни, а за что вас отстранили? — пробормотала она, стараясь четче выговаривать слова. — Вы так и не сказали мне.
— Вряд ли вам понравится ответ.
Ей хотелось раскинуть руки, обнять его, обнять весь свет.
— Сегодня я счастлива… мне нравится все… все…
— Так и быть. Среди всего прочего я ударил женщину.
Это было последнее, что запомнила Эмма.
Она услышала шум воды и подумала, что второклассницы, должно быть, снова включили шланг под окнами ее коттеджа. Они страшно любили наливать воду в птичью ванночку, но не всегда помнили о необходимости вовремя завернуть кран. Эмма задумчиво свела брови и попыталась подобрать нужные слова, чтобы приструнить воспитанниц, но язык не хотел слушаться.
Шум воды прекратился. Она блаженно вздохнула и устроилась поудобнее.
— Эмма!
Она чуть-чуть приоткрыла глаза, ровно настолько, чтобы видеть белый потолок. Слишком белый для ее милого коттеджа. А где трещина над кроватью, похожая на лепесток? И вообще, что здесь делает Кенни?
Одно полотенце было обернуто вокруг его бедер, другое свисало с плеча. Волосы мокрые и взъерошенные.
Коловращение мира внезапно прекратилось, и Эмма поняла, что находится в его доме и в его кровати.
И тихо застонала.
— Проснись и пой, королева Элизабет.
— Что я здесь делаю? — прошептала она.