Леди, будьте паинькой
Шрифт:
А вот она никогда не забудет. Ни единого мгновения. Унесет с собой в могилу все события этой ночи. И не только упоительные оргазмы. Близость. Ощущение необыкновенно тесной, почти родственной связи. Спать с кем-то рядом, нежиться в его объятиях, слышать, как бьется мужское сердце… Позволить себе притвориться, хотя бы ненадолго, что они соединены навечно.
Эмма глядела в окно и думала о том, как легко приходит любовь к другим. Но только не к ней. Вся ее жизнь была цепью разорванных связей.
Она вспомнила, как совсем еще маленькой стояла в дверях, глядя вслед машине,
Она пыталась обрести родственную душу в ком-то из учителей или родителей. Некоторые симпатизировали ей, но имели своих детей. Только «Святая Гертруда» никогда не менялась. Надежное, уютное пристанище.
Эта старая величественная «дама» помогла девочке пережить смерть родителей, выдерживать бесконечно длинные каникулы, когда она единственная оставалась в школе, а позже стать педагогом и заботиться о других детях. Она одна никогда ее не предавала.
Но теперь все кончено. Вскоре ей придется покинуть эту древнюю груду камней и кирпича.
И тогда в мире не останется места, которое она сможет назвать домом.
Какой соблазн поплакать и предаться жалости к себе, хотя бы на несколько минут! Но даже этого Эмма не может себе позволить. Не имеет значения, куда занесет ее жизнь! Главное — удовлетворение от сознания того, что школа по-прежнему существует. И дает приют одиноким девочкам. А пока следует решать проблемы по мере их возникновения. Еще несколько дней она вполне может насладиться коротким, но бурным романом с мужчиной, который ее не любит.
Глава 14
Эмма стояла за оградой зооуголка и смотрела, как Кенни несет Питера в самый центр миниатюрного скотного двора.
— Все в порядке, Пети. Этот старый козел тебя не тронет.
Но Пети, очевидно, никому не веря на слово, продолжал жаться к груди брата. Эмма улыбнулась. Зооуголок был устроен на автостоянке небольшого торгового центра, праздновавшего первую годовщину своего существования. Здания, разукрашенные пастельными рисунками сцен Дикого Запада, служили фоном для карусели, веселые клоуны дарили воздушные шары, а различные компании рекламировали свою продукцию, раздавая бесплатное угощение и устраивая шутливые конкурсы.
— Похоже, он здорово проголодался! Кенни нагнулся и протянул козлу морковку. Тот ткнулся носом в его руку, а Питер отчаянно вцепился в рубашку брата. Кенни рассмеялся и отдал козлу лакомство.
— Пожалуй, пойдем-ка мы к кроликам, они тебе больше по вкусу.
Эмма отчаянно пыталась скрыть, как она растрогана. Нельзя так бездумно раскрывать сердце! Одна-единственная ночь, проведенная с мужчиной, еще не дает ей права воображать, будто он держит на руках их общего ребенка! Глупая, отчаявшаяся дурочка! Так истосковалась по любви, что желает ребенка от человека, ни по каким статьям ей не подходящего! Неужели забыла, что ей никогда не нравились юбочники и гуляки?
Эмма брезгливо поморщилась. Собственная ничтожность не вызывала у нее ничего, кроме отвращения. Но правду отрицать невозможно — все равно шила в мешке не утаишь. Она безумно увлечена Кенни Тревелером.
Но увлечение — еще не любовь. У них слишком мало общего, чтобы влюбиться. Она очарована его юмором, природным обаянием, отношением к младшему брату и способностью постоянно держать ее настороже.
Но не стоит притворяться: в ее чувствах кроется немалая опасность влюбиться по-настоящему. Для всего мира Кенни остается красавцем спортсменом, неотразимым и легкомысленным. Только ей известно, что за внешней беззаботностью скрывается целый рой демонов, терзающих его душу.
Блеяние ягненка испугало Питера. Крошечный лобик наморщился, и малыш судорожно подтянул к груди коленки, чтобы защититься от неведомого зверя. Кенни чмокнул его в макушку и унес из зооуголка.
— Похоже, можно с уверенностью предсказать, что карьера фермера тебя не привлекает, малыш. Эмма пощекотала животик мальчика.
— Ты еще слишком молод. Правда, крошка? Со временем привыкнешь к косматым чудовищам.
— Точно! Клянусь, этот ягненок чем-то походил на графа Дракулу. Глазами что ли?
— Маленького всякий обидеть может!
Питер наградил ее слюнявой улыбкой и ткнул ей в рот мокрым пальцем. Она направились к клоунам с шариками, но тут к ним подошла молодая женщина с грифельной доской в руках и улыбнулась Эмме.
— Скоро начнется следующий раунд Дерби Памперсов. Может, вы с мужем хотите записать своего малыша?
Смущение и желание хоть немного побыть кем-то вроде матери разрывали ее.
— Он не мой…
— Что такое Дерби Памперсов? — перебил Кенни.
— Гонки ползком. Участвуют младенцы до года.
— Гонки? — обрадовался Кенни. — Чур, мы участвуем. — Он подбросил Пети, сунул под мышку, как мешок с картошкой, и шагнул к гоночному кругу. — Должен же я передать кому-то эстафету спортивных достижений!
— Кенни, ты не слишком спешишь?
Но он ничего не пожелал слушать.
Гонки проводились за невысокой, всего по пояс, оградкой, на мягком красном ковре, длиной примерно тридцать футов и шириной — двадцать. Белые линии делили его на шесть узеньких дорожек. Один из родителей ставил ребенка на старт, другой ждал у финиша и манил младенца к себе. Победителем считался тот, кто опередит остальных.
— Мы вот что сделаем, — предложил Кенни. — Пети подползет ко мне куда быстрее, чем к тебе, так что становись на старт.
Эмма с сомнением оглядела зрителей.
— Ну, не знаю. Пети не понравилось в зооуголке, а здесь ужасно шумно.
— Пети у нас не трус и не испугается каких-то там криков, верно, герой?
Питер загулькал и стукнул кулачком по груди Кенни. Тот засмеялся, снова подбросил брата и вручил Эмме. Питер без малейших колебаний пошел к ней. Сердце Эммы разрывалось от боли при виде фиалковых глаз малыша, обрамленных стрельчатыми ресницами. Несмотря на годы работы с детьми, она почти не имела дела с младенцами. И теперь испытывала такую острую тоску, что сама удивлялась. Но тут же постаралась взять себя в руки и принялась наблюдать за Кенни. Кажется, он всерьез загорелся! Она прижала Питера к себе.