Леди и авантюрист
Шрифт:
Впрочем, ответ он знал. Каталония уж слишком близко к Франции. К Эльзасу. Очень много воспоминаний и сплошной душераздирающей боли. Поначалу даже аромат зреющего винограда просто-напросто душил его. В детстве он ездил сюда довольно часто.
Он привез ее в Каталонию, чтобы провести романтический медовый месяц. По крайней мере, в таком намерении он постарался убедить себя и ее. Но сейчас он понял, что сделал так исключительно ради того, чтобы она прогнала прочь еще несколько призраков из его прошлого. И она прогнала. Макс с нежностью провел ладонью по ее выпирающему животу и испытал чувство
Кэтрин промурлыкала и перекатилась на него. В кармане ее платья что-то громко захрустело.
– Ой! Письмо!
Макс, чуть склонив голову, посмотрел на нее.
– Я видел, как ты что-то читала. От кого письмо-то?
– От моего брата, – ответила она, – от Кэма. Он спрашивает, когда мы собираемся возвращаться и что нужно сделать в Олдхэмптоне. Там и для тебя есть пара слов.
– Для меня?
Макс крайне удивился. Он познакомился с лордом Трейхорном буквально накануне свадьбы, когда они приехали в дом, где Кэтрин провела свое детство, чтобы повенчаться в старой приходской церкви. Его светлость весьма пристально тогда разглядывал своего будущего зятя. Макс решил, что их женитьбу с Кэтрин он принял как данность, а к ребенку, который должен был появиться на свет в результате их брачного союза, все-таки относился с меньшей долей неприятия, чем к несчастливому браку его сестры. Конечно, Кэтрин без особых на то усилий уговорила своего брата, и церемония состоялась уже через две недели. Но на протяжении всего времени, что они гостили в поместье, Трейхорн ни разу не проявил к Максу теплых чувств. Макс знал, что ему направлено завуалированное предостережение. От Макса ожидалось, что он либо сделает любимую сестренку его светлости безмерно счастливой, либо получит на свою голову какие только возможно неприятности.
– Давай я тебе прочитаю, что пишет Кэм, – предложила она и вытащила письмо из кармана. – Боюсь, твои друзья интригуют против тебя, мой дорогой.
Макс вопросительно заломил бровь.
– Кто же? Кембл, что ли?
Кэтрин весело рассмеялась.
– О, получается, что слово «интрига» хорошо подходит к его имени, верно? – покачала головой Кэтрин. ~ Впрочем, речь идет об Уолрейвене и Пиле. Похоже, они подыскали более полезное применение твоей – как·здесь написано? А, вот! – приверженности делам на благо общества. Бог ты мой, какими напыщенными словами пользуются твои друзья, чтобы ...
Макс схватил ее за запястье и, притянув к себе, поцеловал долгим и глубоким поцелуем.
– Поговорим о них потом, дорогая, – пробурчал он. – Ты можешь послужить сейчас гораздо более полезному и важному делу, чем чтение писем вслух. Во время нашего медового месяца занимать голову мыслями о работе – не лучшее занятие.
С проказливой улыбкой Кэтрин отложила письмо, встала и подобрала вверх юбки. Под юбками у нее ничего не было. Нижнее белье раздражало заживающую рану, от которой, правда, остался багровый шрам, чесавшийся просто ужасно. Отчего-то именно шрам казался Максу удивительно соблазнительным. Так что он рассмеялся и потянулся рукой, чтобы прикоснуться к нему. Прикоснуться к ней. К его Кэтрин.
– Дорогая, – шепнул он, – что ты собираешься со мной сделать?
– Хорошенько помучить тебя в наказание за нахальство, – ответила она и, перешагнув через него, устроилась на нем верхом и начала медленно садиться. – Я очень способная.
Макс судорожно втянул сквозь зубы воздух, когда его жена прикоснулась к нему и направила его плоть себе между ног.
– О Господи, Кэтрин!
Она приняла в себя начало его мужского достоинства и замерла.
– Так тебе нравится?
– Боже, я в раю! – простонал Макс. – Какое, к чертям собачьим, мучение! Просто блаженство!
Кэтрин немного откинулась назад и приняла Макса в себя целиком.
– Вот так, – выдохнула она, когда он проник в сладостную жаркую глубину ее женского естества.
Она немного приподнялась и быстро провела кончиком розового языка по губам.
– Так вот, Пиль хочет, чтобы ты, в конечном счете, отказался от своей должности в министерстве.
– Кто? – пролепетал Макс. Ему явно не хватало воздуха. – Отказаться от чего?
Кэтрин очень медленно опустилась на него и напрягла ягодицы. Макс на какое-то время лишился способности соображать.
– Они ожидают, что правительство скоро назначит выборы.
Максу удалось набрать в грудь немного воздуха.
– Выборы? Какие выборы?
По телу Кэтрин прошла дрожь удовольствия, и она снова немного привстала над супругом.
– Похоже, мой барственный братец прикарманил целый городишко, затерявшийся на просторах Девоншира.
– Прикарманил что?
– О Господи! Политическое влияние и власть, конечно! – выдохнула она. Над верхней губой у нее проступили бисеринки пота. – Что позволяет более-менее легко управлять голосованием.
Макс завороженно следил за двигавшейся у него перед глазами ее полной грудью.
– Господи, Кэтрин, да знаю я всю их кухню! – Он снова попытался спокойно вдохнуть, но не очень преуспел. – Святые угодники! Что ты делаешь?!
– Растолковываю тебе содержание письма.
– Беспокоиться о каком-то письме! – Он посмотрел на нее одновременно плотоядным и растерянным взглядом. – Неужели ты всерьез можешь рассуждать про политику, когда мы предаемся любви?
Кэтрин ответила ему просто хулиганской улыбкой и вдруг стала удивительно похожа на своего младшего брата.
– Я хочу пользоваться каждой возможностью, чтобы пополнять свои знания, – словоохотливо объяснила она. – Если я так не буду делать, то нам не о чем будет говорить, когда мы вернемся домой.
– Бога ради, Кэтрин, не говори глупостей!
– А ты не будь злюкой, мой дорогой. – Она снова скользнула вниз до самого конца мучительно и сладостно медленно. – Ты обещал, что будешь держать себя в руках, если женишься на мне.
– Да, да, обещал. Господи, Кэтрин, только не останавливайся!
Но Кэтрин уже сама не могла и не желала останавливаться, и с каждым разом дыхание у нее становилось тяжелее и чаще.
– Они хотят ... чтобы ты ... баллотировался ... в парламент ... – смогла все-таки выговорить она. – В палату общин ... потому что тори Уолрейвена ... не оправдали ожиданий ... и на них давят ... А Пилю ... нужна поддержка ... чтобы провести билль о реформе ... а потом ... О Боже, Макс!
Макс сознательно приостановил их сладостное покачивание.