Леди и рыцарь
Шрифт:
– Нет, милорд. Ничего хорошего не будет. Теперь у меня никого не осталось.
Эрик замер, услышав эти слова, ругая себя за холодность. Действительно, теперь у нее никого нет, кроме мужа. Эта мысль потрясла его. Еще ребенком Розамунда осталась без матери. Теперь у нее нет и отца. Ее оторвали от привычной жизни в аббатстве. Неожиданно для себя Эрик прошептал:
– У тебя есть я.
Ее короткий, горький смешок заставил его замереть.
– Я не нужна вам, милорд. И не стоит притворяться. Отец заставил вас жениться, точно так же, как навязал это решение мне.
Эрик заколебался, не зная, как ответить. Потом, откашлявшись, сказал:
– Возможно,
– Счастливыми? – горько спросила она. – Мы здесь две недели, и за это время я только узнала, что совершенно беспомощна. Я не знаю, как вести хозяйство, как распоряжаться слугами, не умею считать или вышивать. Я и в постели ничего не могу.
Эрик поморщился. Да, их первый опыт в постели закончился полной неудачей, но это вряд ли была ее вина. Она действительно мало знала о тонкостях брачного ложа, но все же это лучше, чем обширный опыт и знания, которыми обладала Делия. И потом, все закончилось бы иначе, если бы у него было время подготовить ее как следует. Короткое и грубое вторжение, которое он был вынужден осуществить, было неприятным для них обоих.
– Первый раз всегда бывает неприятным и неловким, – уверенно сказал он. – В следующий раз все будет по-другому. Вот увидишь.
– Правда? – Она слегка отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо, и он серьезно кивнул.
– Правда.
– Значит, вам не противна мысль о том, что нужно делить со мной брачное ложе?
Он коротко рассмеялся, глядя на ее точеную фигурку. Отвращение? Неужели она действительно не знает, как красива? Подумав об этом, он поднял руку, чтобы погладить ее по щеке. Нет, его не отталкивает мысль о том, как она будет лежать под ним, теплая и обнаженная, пылая от страсти. Он почувствовал, как напряглась его плоть от желания, когда он мысленно представил эту картину. Он женат уже три недели и до сих пор не видел жену обнаженной. Она отказалась снять платье в тот, первый раз, и хотя он видел ее купающейся голой в реке, но лишь со спины. Но он мог дополнить картину, что и делал почти каждый раз, когда смотрел на нее.
– Нет, – наконец ответил он. – Мысль о том, чтобы спать с тобой, не вызывает у меня отвращения. Совсем наоборот. И я докажу это тебе, – твердо сказал он.
Растерянность Розамунды сменилась неуверенностью, а потом, похоже, смирением. Молниеносно она встала на постели на четвереньки. Эту позу можно было истолковать только одним образом. Было видно, что хотя в первый раз она не испытала наслаждения и не ждала его теперь, ей просто хотелось порадовать его. Но когда прямо перед его носом появилась ее попка, напоминавшая о том, что придется преодолеть, Эрик почувствовал, как желание развеялось словно пыль на ветру.
Вздохнув про себя, он сказал:
– Сегодня вечером.
Розамунда неуверенно взглянула на него через плечо:
– Сегодня вечером, милорд?
– Да, вечером. А сейчас… – Он поискал предлог, чтобы объяснить свой отказ, и ухватился за очевидное: – Разве уже не пора ужинать?
Посмотрев в окно, Розамунда увидела, что солнце уже прошло три четверти своего пути. Да, действительно близилось время ужина. Она повернулась, чтобы сказать об этом мужу, и увидела, что он уже направлялся к двери, на ходу натягивая тунику.
– Поторопись, иначе еда остынет, – сказал он и вышел, предоставив ей самой решать, когда последовать за ним.
Розамунда посмотрела, как за мужем закрылась дверь, и покачала головой. Ей казалось, что ему просто не терпелось уйти. Нет, наверное, она ошиблась. Ведь он не сказал, что она вызывает у него отвращение.
С другой стороны, что-то ей подсказывало, что не испытывать отвращения и желать – это совсем не одно и то же. Розамунда вздохнула, расправляя помявшееся платье. Наверное, это не так уж и важно. Ведь и она сама не очень-то горела желанием повторить неудачный опыт.
Еще раз вздохнув, она направилась к двери, качая головой оттого, что вечером ее ожидает унизительное испытание. Не нужно было ей открывать рот.
– Ну, я пойду спать.
Эрик вздрогнул при этих словах лорда Спенсера.
– Что? Так рано? Почему бы сначала еще не выпить со мной?
Печально улыбнувшись, старик покачал головой:
– В это время я уже давно отдыхаю. И боюсь, что если выпью еще, то Джозефу придется нести меня. Увидимся утром, милорд.
Эрик неохотно пожелал старику спокойной ночи и обвел взглядом людей, сидевших за столом. Трапеза была необычно тихой. Лорд Спенсер выразил соболезнования Розамунде, как только она появилась, спустя несколько минут после Эрика. Глаза ее наполнились слезами, когда она услышала его слова сочувствия, но ни одна капля не скатилась по ее щекам. Еще несколько раз за вечер она была близка к тому, чтобы расплакаться. Все обитатели замка были также подавлены. Короля Генриха здесь любили. Розамунда молчала почти весь вечер и удалилась сразу после трапезы.
Эрик остался, чтобы выпить еще немного вина, и его охватило смутное чувство тревоги. Мрачно глядя на почти пустые столы, он недоумевал, когда это все успели превратиться в таких ранних пташек.
– Пожалуй, я тоже пойду отдыхать. Эрик с ужасом посмотрел на епископа Шрусбери. Сейчас за столом их оставалось только двое – Эрик и епископ.
– Что? Разве вы не хотите посидеть еще и обсудить со мной, должен ли я вернуть Розамунду в монастырь?
Уже почти поднявшись, епископ Шрусбери замер и быстро взглянул на Эрика.
– Вы думаете, есть такая возможность?
Эрик раздраженно нахмурился и заерзал на стуле:
– Нет, но мы могли бы поспорить.
Епископ покачал головой и встал:
– Я слишком устал, чтобы спорить понапрасну. Завтра, возможно, я сумею найти доводы, к которым вы прислушаетесь.
– Возможно, – сухо согласился Эрик, подумав, что если вечером оправдаются его худшие опасения, то он вполне может признать, что доводы епископа разумны.
Эрик нахмурился и поднес кружку с элем к губам, стараясь не очень задумываться. Но это было невозможно. Он уже и сам понимал, в чем дело. Он сидел и пил эль, пытаясь набраться храбрости.
Боже милостивый, он боялся подняться наверх потому что знал, что ему придется исполнять супружеский долг. Он же пообещал это Розамунде. И он хотел, действительно хотел. И не отсутствие желания удерживало его сейчас на месте. Он так желал ее, что это желание было почти осязаемым. Неделя пути сначала до Шамбли, потом в Гудхолл превратилась для него в сладостную пытку. Если закрыть глаза, то ему сразу вспоминалось ощущение ее тела в его руках, когда она сидела перед ним на лошади. Ее такие мягкие и шелковистые волосы ласкали его щеку. Чудесный аромат роз обволакивал его, когда он наклонял голову, чтобы услышать ее. Ее спина была прижата к его груди; ее бедра касались его ног. Ее грудь постоянно касалась его рук, державших поводья. Это была настоящая пытка – держать ее вот так. Как и лежать рядом с ней с тех пор, как они приехали в Гудхолл.