Леди исправляет прошлое
Шрифт:
Я вхожу в траурный зал.
Покойный, облачённый в парадный мундир, устроен на постаменте в подушках полулёжа-полусидя, горят свечи. Кроме меня никого. Улыбнувшись, я быстро сдёргиваю с себя пояс и связываю ручки двустворчатых дверей — так себе защита, но хоть что-то.
Пальцы на ногах онемели, и холод поднимается вверх по стопам.
Не отвлекаясь, я вытаскиваю из лифа дневник, стираю с обложки запирающую руну, а затем отбираю у супруга ритуальный клинок. Есть что-то забавное в том, что оружие, благословлённое в светлом храме будет использовано для тёмной магии крови. Я рассекаю на ладони кожу и заливаю дневник алым.
— Тринки каи вену! — шепчу я.
Холодно…
Ну же! Я добавляю порез.
Что-то начинается, будто набирает обороты невидимое колесо.
Страницы словно оживают, откликаются на мой призыв шелестом и покрываются следами тлена. Пятна густеют, расползаются. Чернота будто пожар обугливает страницы, и дневник в моих руках рассыпается в прах. Порыв ветра поднимает песчинки, кружит, и постепенно вихрь обретает сходство с женским силуэтом.
Передо мной без сомнения тень младшей жрицы.
— Тш-ш-ш… — выдыхает она.
Одновременно по ту сторону кто-то дёргает дверь.
Холод достиг колен, и я хватаюсь за постамент, чтобы не упасть.
Есть надежда, что дверь попытался открыть кто-то из младших Гельдернов, мало ли, очередной выражатель соболезнования явился. Младший не будет ломиться, он отступит и начнёт разбираться по-тихому, подарит лишние пару минут.
— Приветствую, жрица, — я склоняю голову.
Тень обретает ещё больше сходства с женской фигурой, но так и остаётся безликой.
— Говори…, — шепчет она.
— Я знаю, что твою душу отдали Свету. Я призвала тебя, чтобы освободить и попросить об услуге.
Дверь снова дёргают, настойчивее. А яд течёт по венам быстрее, сердце бьётся чаще.
— Говори…, — повторяет она.
Это можно расценивать как согласие?
— Благослови меня и одновременно… прокляни, — прошу я.
— Ш-ш-ш?
Один отшельник написал занудный трактат о Времени и Безвременье. До сих пор удивляюсь, как я смогла продраться через мозгодробительный текст и не вернула книжку недочитанной. По мнению отшельника Безвременье пусто и вечно, соприкасаться с ним не рискуют даже боги, но я не богиня, мне терять нечего. Какая разница, проведу я в Бездне вечность, провалюсь на тысячу лет в прошлое, попаду в далёкое будущее или смогу пройти по краю? Чертог Смерти по легенде уступом нависает над Безвременьем, и по самому краю пропасти вьётся зыбкая тропа. Чуть оступись, и Безвременье поглотит тебя, но мне достаточно десяти шагов, и есть способ помочь себе — то самое двойственное благословение-проклятие. Проклятье будет толкать меня в пропасть, а благословение — тянуть к Чертогам. Пока две силы противостоят друг другу, я сохраню равновесие.
— Я знаю, что делаю, — заверяю я жрицу, хотя это не так.
— Услуга за услугу, — соглашается она, и её фигура тотчас распадается.
На меня обрушивается вихрь из колких песчинок, наваливается Тьма, а сердце отбивает последние удары. Живой на Тропу всё равно не ступить…
Из последних сил я выкрикиваю:
— Ми либери ля Воже’Темпо виво, морто каи ла магио дель ля Гелдерн фамио! — призываю я.
Ключом к тропе послужат моя угасающая жизнь, смерть супруга и брачный артефакт, заключающий родовую магию. Яд добирается до сердца. Наверное, грохот, ударяющий по ушам — это удары створок о стену. Почуяв тёмную волшбу, бойцы света пришли. Но слишком поздно. Тропа откликнулась на мой призыв и ковровой дорожкой разворачивается под ногами, траурный зал гаснет.
Если у меня не получится, если я всё же провалюсь в Безвременье или останусь в Вечных Чертогах, то меня будет согревать последняя шутка — я буду в красках представлять, как светлые Гельдерны объяняют жрецам, как допустили тёмный ритуал прямо в траурном зале. Свидетелями неизбежно станут представители других родов, принц.
Темнота душит, тропа уходит из-под ног.
— Юджин, вам дурно?
Я открываю глаза и вижу чёрное небо, полную луну и склонившегося надо мной Лоуренса. Молодого.
Глава 3
Вернулась!
Я вер-ну-лась! Сердце бешено бьётся, но я чувствую разницу, это не заполошное трепыхание, а биение жизни. Я хватаю воздух и прикрываю глаза. Колени предательски подрагивают.
— Юджин, — зовёт Лоуренс.
Мне не на что жаловаться, но почему я вернулась именно в то мгновение, где он рядом, а?
Последнее, что я помню — как я выкрикиваю слова призыва и падаю, а двустворчатые двери распахиваются. Воспоминаний о Тропе над Бездной у меня не осталось, но, можно не сомневаться, я прошла заветные десять шагов.
— Юджин, тебе плохо? Тебя что… прокляли?!
Вздрогнув, я испуганно распахиваю глаза.
Лоуренс сосредоточенно хмурится, водя раскрытой ладонью у меня перед лицом. Я вяло отмахиваюсь и пытаюсь сесть прямее. Забудем на время про поломанную жизнь. Лоуренс не только любитель женщин и вина, походя ломающий чужие судьбы в угоду сиюминутному удовольствию, он ещё и сын рода Гельдернов, как и все они прошедший клановое обучение и умеющий распознавать тьму, которой от меня сейчас разит.
Вернуться в прошлое, чтобы тотчас отправиться под нож — глупее не придумаешь.
— Какое проклятие? О чём ты? — удивлённо улыбаюсь я. — Голова немного закружилась. Наверное, мне стоит отдохнуть…
Впервые вижу его настолько собранным, деловитым.
Так, какой сегодня день и где мы? Балкон я уже узнала — мы в летней герцогской резиденции. В восемнадцать я стала компаньонкой младшей дочери его светлости, продержалась недолго, с позором вышвырнута замуж. Определить время сложнее — я уже согласилась на близость или ещё нет? А, не важно. Главное, что кольцо не сдавливает палец.
— Я ясно ощутил дуновение тьмы, — возражает Лоуренс и касается моей щеки.
— Откуда тьме взяться в резиденции его светлости? — притворно удивляюсь я, с трудом сдерживая тошноту от его прикосновения. — Может быть, тебе показалось?
Лучше бы он со мной согласился, но Лоуренс качает головой.
Плохо…
С его подачи Гельдерны начнут тщательное расследование. Вот я попала.
Голова ещё кружится, но я поднимаюсь.
— Юджин, — Лоуренс подхватывает меня под локоть точь-в-точь как его дядя. — Это очень серьёзно.