Леди, которая любила лошадей
Шрифт:
Похоже, предчувствия Ладислава не обманули.
– И я понял, что если не потороплюсь, то тебя украдет кто-нибудь другой.
– Ладислав знает о моей… неприятности.
– И еще он некромант, - проворчал Демьян, пришпорив лошадку. Хмурый, пасшийся неподалеку, поднял голову и тихо заржал, будто интересуясь, вправду ли хозяйка столь ему не доверяет, что собралась путешествовать этаким престранным образом. – Мало ли до чего додумается.
– Я бы не согласилась.
– Ты эту девицу не
Он сидел ровно и столь уверенно, что человек незнакомый мог бы обмануться, счесть Демьяна совсем уж здоровым. Однако к счастью своему Василиса знала правду.
– …и вообще мне так спокойнее. А мне целители велели оставаться спокойным, - завершил речь Демьян.
– Тогда да, - Василиса кивнула. – И… куда поедем?
– Недалеко.
И вправду недалеко.
Сосновый бор и струны солнца, которые протянулись от неба к земле. Звон ветра. Запах смолы и капли ее, янтарные, яркие, словно бусы поверх кольчуг старой коры.
Сухой мох.
И кусты черники, на которых переливаются темные глянцевые ягоды.
– Еще ведь… все равно рано? – Василиса не удержалась, сорвала одну.
Сладкая.
– Рано. Наверное, - Демьян спешился тяжко и, освободив кобылу от узды, закинул повод на ближайшую ветку. – Я ничего в растениях не понимаю. Попросил… Павлушу… мой… ученик, а теперь уже преемник, похоже.
Он и ходил-то осторожно, с опаскою, а туда же порядочных женщин красть.
– Сказали, что жить я, конечно, буду, но вот к службе негоден.
– А Вещерский?
– Он сказал, что здоровьем не вышел с целителями спорить. Да и я сам… честно, понятия не имею, что будет дальше. Я как-то привык при службе. А теперь вот отвыкать придется.
Демьян неловко опустился на сухой мох.
– Не подумай, что… наградой, сказали, не обидят… земель выделят, да и…
Василиса протянула горсть ягод.
Есть чернику одной показалось не то, чтобы невежливым, скорее неправильным. А Демьян взял.
– Бельцевские объявились. Дядюшка предлагает восстановить меня в правах.
– А ты?
– А я… не особо, - Демьян ягоды ел осторожно и сосредоточенно. – Не чувствую я… родства. Чужие люди. Чужие дрязги. Не хочу встревать.
– Тогда не надо.
– Земель здесь выделят… если чуть дальше… у Павлуши супруга из водных магов, сказывал, что, если нужно, то поможет, выведет источники на волю. Будут пастбища… пригодятся ведь?
– Пригодятся, - согласилась Василиса. – Пастбища всегда нужны.
– Вот и я подумал…
Вдвоем есть чернику было вкусно.
Сладкая.
И терпкая. И какая-то самую малость неправильная, с легким медовым привкусом, вовсе этой ягоде нехарактерным.
– Так выйдешь за меня замуж? – повторил Демьян вопрос.
–
– Я говорил с Константином Львовичем. И с твоею бабушкой.
– Двоюродной.
– Думаешь, она теперь на двоюродную согласится? – усомнился он. И Василиса, подумав, решила, что Демьян прав.
Не согласится.
Уж как Алтана Александровна кухню обжила, переиначила на свой лад, так и жизнь Василисину переиначит, если, конечно, Василиса позволит. А она не позволит.
Не то, чтобы она полагала, будто Алтана Александровна желает зла. Отнюдь. Просто… хватит. Ее жизнью и без того слишком долго управляли другие, пусть и горячо любимые, люди. Но теперь Василиса сама.
Как-нибудь.
– Так вот, - продолжил Демьян, собирая губами ягоды с ладони. И губы у него сделались синими, как и руки, и не только у него. – Оба уверены, что там, в конюшне, твоя сила с моею переплелась так тесно, что ни один треклятый некромант эту связь не расплетет.
– А если ошибаются?
– Думаешь, расплетет?
– Нет, - Василиса покачала головой. – Просто… понимаешь… а если вдруг оно тебя убьет…
– До сих пор ведь не убило.
– Ну а потом…
– Потом – будет потом. И вообще, женщина, я тебя украл…
Василиса приподняла бровь.
– …мне и решать, что дальше.
…местечковая церковь пристроилась на краю обрыва, над самым морем, которое разволновалось, будто это оно было невестою. И разволновавшись, оно поспешило принарядиться, накинуло кружевную шаль из пены, посыпало сверху искрящеюся алмазною крошкой брызг.
Но то море.
А батюшка, глянув на Василису, покачал головой. Верно, давно ему не попадались этакие неудачненькие невесты, чтобы в мужском почти наряде, да еще и черникою перемазанные. Но, пожалуй, впервые Василисе было действительно безразлично, что о ней подумают окружающие. Для того единственного человека, для которого ей хотелось быть красивой, она красивой и была.
Здесь.
Сейчас.
И всегда до конца дней, что их с Демьяном, что вовсе этого мира, в котором где-то там, в поднебесье, еще бродят табуны небесных коней.
Эпилог
Два года спустя.
Жеребенок стоял на ногах слегка покачиваясь, с видом недоуменным, словно до конца не способный поверить, что все-таки стоит. Фыркнула кобыла, сунулась было облизывать, но жеребенок попятился и едва не сел на зад. В последнее мгновенье удержавшись, едва ли не чудом, он шагнул к матери. Застыл. И снова шагнул.
– Красивый, - сказала Марья.
И Василиса согласилась.