Леди Лунной Долины
Шрифт:
— Я тоже… Иди! Пожалуйста!
За окном занесенный снегом сад. Сколько времени он уже стоит у окна, глядя на эти освещенные лунным светом кусты и деревья? Вечность… Целую вечность! Там, за спиной, тихий успокаивающий голос Марты и леди Магдалин, редкие стоны Эль… Он чувствует, как она сдерживает себя… И от этого становится еще только больнее… Его пальцы сжимают подоконник… Сад… Заснеженный сад…
Он прислушивается к тому, что происходит
— Умница, молодец! — доносится до него, как сквозь туман, — Теперь дыши, как я тебе показывала, а потом тужься…
— Ручки на коленочки положите…
— А-а-а-а!!!
Секундная тишина…
И громкий требовательный крик!
— Смотрите, мальчик!
Громкий бой часов возвестил начало нового года.
— Добрый вечер, родная… — Рандольф склоняется ко мне, целует меня…
— Ран… Уже все? — мои руки непроизвольно касаются живота…
— Все, любимая… Мальчик… Очень хорошенький… Ты имя придумала?
Имя… Имя… Влад… Влад. Влад!
— А можно мы назовем его Влад? — Это имя как очищение, как искупление звучало во мне…
— Влад? Хорошо… В этом имени есть что-то исконное… Влад Штумарт… Неплохо… Пусть будет Влад!
— Элен, ты уже проснулась?
— Да, Ран…
— Сейчас принесут наследника. Ты должна его покормить…
— Влада? Мне?
— Эль… Это единственное кормление матерью… Это даже не кормление, а ритуал… Ритуал привязки. Тебе будет больно… Но, так надо…
— Ран! Где мой сын?
Кормилица положила мне на колени кружевной сверток:
— Миледи, посмотрите, какой он хорошенький! — маленький носик, три черных волосинки- челочки, розовые губки… Уже причмокивающие в нетерпении…
— Ваша Милость, можно я вам помогу? — кормилица снимает с моего плеча тонкое кружево рубашки, высвобождая мою грудь. Легкое касание смоченной чем-то ткани…
— А теперь приложите его…
Мягкие губки касаются моего соска, жадно захватывают его… Маленький мой… Резкая боль пронзает меня, я еле сдерживаю крик…
— Эль… Всего минутку… Потерпи, пожалуйста… — Ран прожимает меня к себе, — Любимая, совсем чуть-чуть… Один раз… Это привязка на всю жизнь…
— Ран, почему ты не сказал? — острые иголки клыков моего вампиреныша пронзают и рвут меня, его губешки довольно чмокают…
— Родная, еще чуть-чуть… — муж прижимает и целует меня, —
— Ран… Все в порядке… — он напуган еще больше, чем я… Мой любимый мужчина… Первый… А второй… Второй — сейчас терзает меня, но я готова стерпеть он него все, что угодно… За одну его довольную улыбку…
Высокий красивый мужчина вошел в таверну и направился к лестнице.
— Ваша Милость! — окликнул его хозяин таверны, — Вот ключ от комнаты.
— А моя жена?
— Она ушла около круга назад. Ключ от комнаты оставила…
Мужчина выхватил ключ из рук хозяина и быстро поднялся на второй этаж. Смутное предчувствие чего-то неотвратимого продолжало терзать его…
В комнате, что несколько дней назад они с женой сняли в этой таверне, на первый взгляд, все было как всегда… Застланная постель, ее небрежно брошенная на спинку стула шаль… На столе ее дневник… И лист бумаги, придавленный чернильницей…
«Ран… Любимый… Родной…
Мне очень тяжело писать эти строки… Может даже тяжелее, чем тебе читать их… Но… Ран, я не могу поступить иначе…
Я родила и вырастила тебе двух сыновей, Ноилу исполнилось семнадцать несколько дней назад, по вашим меркам, он уже вполне самостоятелен… Мне очень жаль, что я не смогла попрощаться с ними, прости… И пусть они простят меня…
Ран…
Я не говорила тебе про преследующие меня сны… И чувство вины… Влад и ребенок, возможно его ребенок, погибли из-за меня… Я могла этого не допустить, но ничего не сделала… Сейчас у меня появилась возможность все исправить… Мастер Корнелиус сказал, что у него все готово и он может переместить меня ровно за сутки до катастрофы… Он не знает, останусь ли я такой, как сейчас, или просто войду в свое тело… В любом случае моя память останется со мной… И я постараюсь все исправить…
Ран… Я всегда буду любить только тебя…
И… Прости… Ты скажешь, что это „женские глупости“… Я не хочу стареть и становиться ухоженной развалиной рядом с красивым и молодым тобой… Я очень хорошо помню, как уходила леди Магдалин… Пожалуйста! Отпусти меня!
Ран… Любимый…»
Пальцы мужчины безвольно разжались, листок медленно спланировал на пол…