Леди-призрак
Шрифт:
Он вышел на шестом этаже и нащупал в кармане ключ. В холле было тихо, ниоткуда не доносилось ни звука, только тихонько звякала мелочь в кармане, пока он искал ключ.
Хендерсон вставил ключ в дверь своей квартиры, направо от лифта, и открыл ее.
Свет был включен, и по ту сторону двери царила темнота. Обнаружив это, он почему-то презрительно и недоверчиво хмыкнул.
Хендерсон щелкнул выключателем, и из темноты возникла маленькая уютная прихожая. Но освещенной оказалась только эта часть квартиры, а дальше, за изогнутым аркой дверным проемом, была все та же непроницаемая темнота.
Он
Он выкрикнул имя, выкрикнул его в темноту, царившую за таинственной аркой проема:
— Марселла!
Крикнул повелительно и не слишком дружелюбно.
Темнота не отвечала.
Он вошел, продолжая говорить тем же суровым, требовательным тоном:
— Ладно, прекрати! Ты же не спишь, кого ты пытаешься обмануть? Я с улицы только что видел свет в окне твоей спальни. Поднимайся, так мы ни к чему не придем!
Молчание, никакого ответа.
В темноте он по диагонали пересек комнату, направляясь к тому месту на стене, которое мог найти с закрытыми глазами. Он продолжал ворчать, но уже не таким скрипучим голосом:
— Пока я не вернулся, ты вовсе не спала. А как только услышала, что я иду, притворяешься спящей. Ты просто уклоняешься от разговора!
Он протянул руку. Прежде чем она коснулась чего-либо, раздался щелчок. Неожиданно хлынувший поток света заставил его слегка вздрогнуть; свет появился слишком рано, и это было неожиданно.
Он взглянул на свою руку, она была в нескольких дюймах от выключателя, он еще не дотянулся до него. Другая рука, только что включившая свет, осторожно скользила вдоль стены. Его взгляд наткнулся на рукав, из которого торчала рука, и затем на мужское лицо.
Удивленно обернувшись, Хендерсон увидел еще одного мужчину, внимательно глядевшего на него. Он повернулся еще, почти на сто восемьдесят градусов, и обнаружил третьего. Все трое стояли молча, неподвижно, как статуи, образуя полукруг.
В первую минуту он был настолько ошеломлен появлением этой пугающе молчаливой троицы, что начал недоуменно оглядываться, пытаясь сориентироваться, найти какой-нибудь признак, чтобы понять, туда ли, вообще, он вошел, его ли это квартира.
Его взгляд упал на темно-синюю подставку для лампы, стоящую на столе около стены. Лампа принадлежала ему. На низкое складное кресло, выглядывающее из угла. И кресло его. На фотографии на бюро. Один снимок изображал хорошенькую девушку с надутыми губками, кроткими глазами и копной вьющихся волос. На другом снимке был он сам.
Два лица, глядящие в разные стороны, далекие, отделенные друг от друга.
Значит, он пришел к себе домой.
Он заговорил первым. Казалось, они никогда не начнут. Казалось, они так и будут стоять тут всю ночь, уставившись на него.
— Послушайте, ребята, что вы делаете в моей квартире? — воскликнул он.
Они не ответили.
— Кто вы такие?
Они не ответили.
— Что вам здесь надо? Как вы сюда попали?
Он опять позвал Марселлу. На этот раз машинально, словно хотел потребовать, чтобы она объяснила их присутствие здесь. Дверь, к которой он повернулся,
Они заговорили. Он вновь повернулся к ним.
— Вы Скотт Хендерсон? — Кольцо вокруг него сомкнулось плотнее.
— Да, это мое имя. — Он продолжал смотреть на дверь, которая так и не открылась. — Что все это значит? Что происходит?
С настойчивостью, которая сводила его с ума, они продолжали задавать свои вопросы, не отвечая на те, что задавал он.
— И вы здесь живете, так?
— Естественно, я здесь живу!
— И вы — муж Марселлы Хендерсон, верно?
— Да! А теперь я хочу знать, в чем дело!
Один из них сделал ладонью какое-то движение, какой-то жест, он не сразу понял, какой именно. Он сообразил уже потом.
Он хотел было подойти к этой двери, но обнаружил, что один из них ненавязчиво загородил дорогу.
— Где она? Ее нет дома?
— Она дома, мистер Хендерсон, — спокойно сказал один из них.
— Да, но если она дома, то почему не выходит? — Он в раздражении повысил голос. — Говорите же! Скажите хоть что-нибудь!
— Она не может выйти, мистер Хендерсон.
— Постойте, что такое вы мне только что показали? Удостоверение полицейского?
— Ну, не волнуйтесь, мистер Хендерсон. — Они, все четверо, исполняли какой-то неуклюжий танец. Стоило ему сделать шаг в одну сторону, они двигались туда же. Едва он шагнул назад, они тут же последовали за ним.
— «Не волнуйтесь»? Но я хочу знать, что случилось! Нас обокрали? Произошел несчастный случай? Ее сбила машина? Уберите от меня руки! И дайте же мне наконец войти туда.
Но у него была всего одна пара рук, а у них три. Каждый раз, когда ему удавалось избавиться от одной пары, две другие продолжали удерживать его. Вскоре его возбуждение достигло крайней степени. Еще немного, и он бы взорвался. Все четверо часто дышали, их дыхание громко раздавалось в комнате.
— Я здесь живу, это мой дом! Вы не должны так со мной обращаться! Какое вы имеете право не пускать меня в спальню моей жены?
Вдруг они отпустили его. Тот, который был посередине, сделал незаметный знак стоявшему ближе к двери и сказал с какой-то неохотой:
— Ладно, Джо, пусть он войдет.
Отталкивавшая его от двери рука опустилась так неожиданно, что он едва не потерял равновесие, открывая дверь, и ввалился в спальню как-то боком.
Он вошел в чудесную комнату, изысканную комнату, комнату любви. Все кругом было голубым и серебряным, в воздухе стоял хорошо знакомый ему запах духов. Кукла в пышной голубой атласной юбке очень прямо сидела на туалетном столике и беспомощно смотрела на него широко раскрытыми, полными ужаса глазами. Одна из двух хрустальных палочек, поддерживающих голубые атласные шторы, упала и лежала наискосок у нее на коленях. Две кровати, покрытые голубыми атласными покрывалами. Одно ровное и гладкое, как лед, под другим угадываются чьи-то очертания — человека, который спит или болен. Лежащий укрыт полностью, с головы до ног, только одна или две пряди вьющихся волос случайно выбились поверх покрывала, словно бронзовая пена.