Ледниковая драма
Шрифт:
Невольно Кати захотелось сделать то же самое.
Усилием воли она стряхнула оцепенение.
– Я не понимаю, - робко выдавила она.
– Я...
– Это потому, что ты молода, - сурово сказала Косматая.
– Молода, - эхом откликнулась вторая советчица, жилистая и худая, как рыбья кость.
– Говори, - неожиданно разрешила Оалу уже обычным своим голосом.
Кати посмотрела на нее с благодарностью.
– Может быть, я и вправду молода, - начала она неуверенно, - но я не вижу причин для ухода. Исчезла одна рыба, появилась
– Которую есть нельзя, - вставила Косматая.
– Которую я съела и которая не причинила мне вреда.
– Ты ослушалась Оалу?!
– Но я хотела спасти племя от голода...
– Без совета старших?
– Косматая возмущенно взметнула кулак, но сдержалась и не ударила.
– Дурной и пагубный пример, - прошипела она, тяжело дыша.
– Если каждый начнет пробовать, что съедобно, а что нет, племя отравится еще до новой луны! Как ты, Оалу, могла пригласить ее на совет?
– Твоя правда, - сокрушенно покачала головой Оалу.
– Я предупреждала всех, что незнакомая рыба может оказаться ядовитой, что пробовать ее надо тем, у кого много опыта, а до этого следует наложить запрет. Легкомысленно поступила Кати, легкомысленно!
– Почему же тогда запрет держался столько лун?
– недоуменно спросила Кати.
– Чтобы избежать риска. Белая рыба могла вернуться? Могла. Значит, надо было ждать. Это разумно. А твой поступок неразумен. Поняла?
Кати была сбита с толку. Она ничего не понимала. Она же хотела сделать как лучше! И ей помнилось, что Оалу тогда ничем не оговаривала свой запрет... А сейчас оговорила. Почему сейчас, а не тогда?
Оалу ласково коснулась плеча Кати.
– Я прощаю тебя, потому что у тебя были хорошие намерения. Вернемся к делу. Как я понимаю, возражений против ухода нет. Остается выбрать путь. Я думаю, надо идти левым краем моря...
– Но теперь у нас рыбы вдоволь!
– опять не сдержалась Кати.
– Зачем нам холод?
Советчицы угрожающе заворчали. Оалу вновь укоризненно посмотрела на девушку.
– Да, Кати, я ошиблась. Ты молода, слишком молода... Но я отвечу тебе. Пока было холодно, ничего не менялось, и мы точно знали, что можно, а что нельзя, что хорошо, а что плохо. Знали, откуда ждать бед, и они не застигали нас врасплох. А теперь мы этого не знаем. Что может быть хуже? Одна рыба сменила другую, кто поручится, что не будет новых перемен? И что новая рыба не отравит племя?
– Прости, о мудрейшая, но иноплеменник, пришедший к нам из тепла, говорил, что дичи там вдоволь и что они не голодают...
Глаза Оалу вспыхнули.
– А-а, вот в чем дело!
– медленно и зловеще протянула она.
– Ты поверила нашим врагам. Понятно. Я нарочно не сказала о самом главном. О том, что иноплеменники ждут не дождутся, чтобы нас захватило тепло. Тогда они придут посуху и убьют нас! Ты, слепая, доверилась лживым словам! Ты влюбилась в иноплеменника, теперь я поняла, где корень твоего упорства!
– Нет!
– воскликнула Кати.
– Нет! Я не потому! Что хорошего в холоде?
В грянувшем тишине слышалось лишь хриплое дыхание Косматой. Надменная Оалу сидела, закрыв глаза. Жилистая советчица напряглась, как для прыжка.
Кати никак не могла понять, что Оалу и ее советчики были привержены вовсе не к холоду. Оалу прекрасно сознавала, что теперь, после случая с рыбой, авторитет Кати сравнялся с ее собственным. Этого она боялась, ибо слишком хорошо знала цену жирного куска, который неизменно доставался ей как главе племени.
– Значит, ты против переселения?
– с неожиданным миролюбием проговорила она.
– Мои доводы тебя не убедили?
– Нет...
Оалу кивнула и задумалась. Такое спокойствие было в ее позе, что Кати устыдилась своей горячности.
– Хорошо, девочка. Приведу последний довод, надеюсь, он тебя убедит. Протяни руки.
Кати послушно протянула руки. Мгновенно их захлестнула ременная петля. Кати рванулась, но советчицы схватили ее за плечи и опрокинули.
Умело, без суеты женщины туго стянули Кати руки и ноги. Затем Оалу сорвала с нее одежду.
– Преступница, - спокойно сказала она.
– Теперь ты сознаешься, что затеяла все из-за любви к иноплеменнику. Ты скажешь это всему племени.
– Нет! Неправда!
Оалу подала знак, и Кати уложили поперек очага. Косматая вздула угли и сунула туда несколько щепочек. Язычки пламени лизнули обнаженную грудь Кати.
Ее лицо почернело от боли, но она сдержала стон - как и все ее сородичи, она умела терпеть боль.
– Не сожгите ей грудь, - напомнила Оалу.
– Мы не казним, а учим.
Она сама перевернула Кати на спину и усилила огонь несколькими каплями тюленьего жира. Стиснув зубы. Кати корчилась на камнях. Жилистая придерживала ее за плечи, чтобы она не сползла с очага. Оалу заняла прежнее место и удовлетворенно следила за мучениями девушки. Жестокие наказания не были редкостью в племени - вся жизнь их была жестокой борьбой за существование.
Женщины не торопились. Все было хорошо продумано. Никто никогда не осмеливался войти без разрешения в пещеру совета, поэтому они могли спокойно и долго истязать Кати, прекрасно зная, что есть предел любой выносливости и что рано или поздно строптивая упрямица станет молить о пощаде. Оалу даже хотела, чтобы это случилось не скоро. Убить такую охотницу было бы слишком нерасчетливо из-за малочисленности племени, к тому же это могло вызвать гнев остальных. Но если огонь успеет сломить ее силу - это хорошо. Сломленная Кати уже неопасна. И для других это отличный урок.