Ледокол
Шрифт:
– Брось. Ерунда все это.
– Дистанция – ерунда?! – распалился Банник, позабыв о стоящем рядом рулевом Тихонове. – Меня знаешь, как учили?
– Как?
– Матрос капитана бояться должен! Шоб капитан мимо шел, а матрос… – он вытянулся в струнку, – трепетал и дрожал, как осиновый лист. Вот!
Баннику было под пятьдесят. Бритый затылок, вес – далеко за сто, угрюмый взгляд из-под густых бровей, седые пшеничные усы, кулаки с пивную кружку и жуткий кубанский акцент. Сразу видно: добрейшей души
Выпуская в сторону приоткрытой двери дым, Еремеев усмехнулся.
Матрос Тихонов в это время смотрел на экран локатора и обеспокоенно хмурился. Не удержавшись, выпалил:
– Товарищ старший помощник, прямо по курсу айсберг!
Позабыв о тлевшей сигарете, Еремеев подскочил к переднему ряду окон. Разглядев в слепящем белоснежном мареве контуры айсберга, он схватил микрофон судовой трансляции и взволнованно произнес:
– Капитану просьба срочно прибыть на мостик! Повторяю: капитану срочно прибыть на мостик!
Банник стоял на том же месте и обеспокоенно взирал то на айсберг, то на бегущего по палубе Петрова. Рука второго помощника застыла на полпути к машинному телеграфу.
С одной стороны, следовало немедленно застопорить ход, а то и врубить полный назад.
С другой – они ведь не на обычном судне и не на чистой воде. Потеря хода в таких толстых льдах порой влечет куда более серьезные последствия.
«Скорость сближения с айсбергом невелика, – решил про себя Банник. – Сейчас в рулевую поднимется капитан и решит, какой лучше предпринять маневр…»
Прибежав на бак, Фрося вдруг поняла, что оказалась в западне – ограждения двух бортов сходились в одной точке и дальше улепетывать было некуда. Осторожно выглянув из-за невысокого металлического ящика, она заметила медленно идущего в ее сторону хозяина. Проскочить мимо него было крайне затруднительно, и тогда она решила побыстрее разделаться с добычей.
Положив бутерброд на обледеневшую палубу, собака еще раз обнюхала аппетитные колбасные кругляши и принялась один за другим их поедать…
– Фрося! – крикнул Лева, растерянно приближаясь к высокому носу «Михаила Громова».
Здесь уже негде было спрятаться. Леерные заграждения, какие-то металлические балки, закрепленные вдоль смыкающихся бортов. И невысокий ящик с крышкой в полутора метрах от носа.
– Но я точно видел, что она прошмыгнула именно сюда, – растерянно пробормотал Лева.
Внезапно его взгляд зафиксировал комок шерсти знакомого окраса. Комок шевельнулся в одну сторону, в другую. «Хвост!» – довольно улыбнулся Лева и двинулся к ящику, за крышкой которого пряталась его смышленая Фрося.
– Вот ты где, – с наигранной строгостью сказал он, глядя на ее хитрую морду с умными глазами. – Ты когда научишься выполнять элементарные команды? Я же тебе русским по белому приказал сидеть в каюте и не выходить!..
Собака облизывалась. На палубе лежали хлебные крошки.
– Уже успела что-то украсть? – поднял он ее на руки. – Как тебе не стыдно, а?
Поглотив добычу, Фрося больше не сопротивлялась и никуда не спешила. Взгляд ее подвижных темных глаз словно говорил: «Ладно, хозяин, сдаюсь. Теперь так и быть – можешь отнести меня в каюту…»
Корпус судна содрогнулся. Где-то внизу послышался мощный треск.
Кое-как удержав равновесие, Лева отвлекся от собаки, сделал два шага к носовым леерам и осторожно посмотрел вниз. Под носом «Громова» эффектно ломался толстый лед; от разломов расходились причудливые трещины. Одна из них с жутким грохотом устремилась далеко вперед.
Лева проследил за ней взглядом. И вдруг побледнел: прямо по курсу над ледяной пустыней возвышался громадный айсберг. «Громов» шел, не сбавляя хода, а расстояние до исполинской ледяной глыбы сокращалось с каждой секундой…
Взволнованный Петров ворвался в рубку. Старший помощник стоял на левом крыле и что-то рассматривал в бинокль.
– Что случилось? – спросил капитан у Банника.
– Айсберг по курсу. Высотой не меньше двадцати метров.
Петров подбежал к ряду прямоугольных окон, вгляделся в даль. Потом метнулся к экрану локатора, чтобы хотя бы приблизительно вычислить дистанцию до угрожающего препятствия.
– Право руль! Курс двести пятьдесят! – скомандовал он.
– Есть право руль. Курс двести пятьдесят, – подкручивая штурвал, повторил Тихонов.
Ледокол начал медленно выполнять циркуляцию, пытаясь обойти на безопасном расстоянии грозный айсберг. Несколько секунд все шло по плану, ничто не предвещало беды.
Но внезапно с левого крыла в рулевую рубку забежал старпом и испуганно выпалил:
– Капитан, он переворачивается!
– Как? С какой стати?.. – Петров поднял бинокль.
– Одна из трещин от «Громова» дошла до него и… в общем, лед, в котором он держался, разрушен.
– Машине – стоп! – скомандовал Петров.
Банник резко перевел ручку машинного телеграфа в сектор «Стоп».
Гул, ровными волнами катившийся по корпусу судна, сделался тише. Ледокол по инерции еще раз навалился носом на лед, затем сполз назад и остановился в проделанной полынье.
Все четверо находившихся в рулевой рубке мужчин с беспокойством смотрели на величественное движение огромного айсберга.
Поначалу картина завораживала и была по-своему красива. Даже при отсутствии солнечного света ровные грани льда и снега искрились и переливались светом. Но через несколько секунд, когда показалась подводная часть гигантской глыбы, все разом переменилось.