Ледяная Королева (Трилогия)
Шрифт:
— Вы ничего не хотите мне сказать? — вкрадчиво поинтересовалась я.
Ворх (вот ведь паршивец!), безошибочно уловив перемену в моем настроении, тут же отреагировал — завилял хвостом по-собачьи, состроил умильную физиомордию и жалобно заныл:
— Не сердитесь, тетенька! Лучше сразу кочергой побейте, только не смотрите так, а то я рискую в расцвете лет скончаться от жестокого припадка раскаяния…
Гром в своем углу громко фыркнул, шушки залились довольным смехом, но я держалась, как Брестская крепость.
— Значит, так, — веско проронила я, дождавшись «тишины
— Так и оставишь?! — ужаснулся Ворх.
— Еще и сверху наступлю и попрыгаю, чтобы остаток жизни медом не казался! — твердо пообещала я, глядя в упор на них обоих сразу.
Принц ничего не сказал, только плечами повел, словно ему вдруг стало холодно в натопленной пещере.
— Все ясно?
Синхронный кивок был мне ответом.
— На первый раз — так уж и быть! — прощаю, — милостиво улыбнулась я, — но простоквашу будете сегодня есть оба. Двойную порцию!
— Это после сала?! — попробовал возмутиться серый хищник, но я улыбнулась еще шире:
— Ну что же я, монстр какой, садистски настроенный? Вечером, перед сном…
Оба страдальчески закатили глаза, но я уже повернулась к ним спиной и твердым шагом удалилась к себе в «норку» — смеяться.
Так мы и жили — с переменным успехом, но разнообразно. Наши совместные усилия вскоре стали приносить ощутимые плоды — Дин шел на поправку с какой-то крейсерской скоростью. Сначала быстро уставал, мало говорил, да и голос долго еще оставался слабым и хриплым. Потом стал садиться на постели без посторонней помощи, правда, от кормежки с ложечки отказываться не торопился (и сильно подозреваю, что дело было вовсе не в дрожании выздоровевшей руки!). Перестал впадать в беспамятство, но еще некоторое время засыпал неожиданно и сразу — будто из розетки отключался, причем спал подолгу и крепко, не добудишься. Да я и не пыталась этого делать: в конце концов, организм сам знает свои потребности, а если вдруг что изменится в состоянии, так и на расстоянии почувствую.
Просыпался он тоже когда как, но я всегда об этом узнавала сразу, потому что даже спиной ощущала его пристальный взгляд, который, честно сказать, меня сильно смущал. Сначала Дин смотрел на меня настороженно и недоверчиво, потом — испытующе-внимательно, словно пытался решить для себя какую-то сложную задачу, и чем дальше, тем чаще — с каким-то странным выражением, которое лично я для себя сразу не определила. После же приглядываться было как-то неудобно. Да и Бог с ним, пускай себе смотрит, как хочет, лишь бы поправлялся!..
Как-то мы с Ворхом — больше для смеха — затеяли перебранку с небольшой потасовкой, которая закончилась тем, что я под аккомпанемент своей прочувствованной нецензурной речи вытянула его по хребту полотенцем и пообещала оторвать уши самым болезненным из всех известных мне способов. Волк отбежал на безопасное расстояние и довольно хихикал, зная, что мне в жизни его не догнать, а посему он мог почти безнаказанно дразниться, вывесив свой
Парень улыбался. Впервые за все это время… Его слабая улыбка просто пригвоздила меня к месту. Никогда не думала, что лицо может настолько меняться! До сих пор я имела возможность любоваться на сурово-сдержанную или в лучшем случае бесстрастную маску, а уж в болезненном беспамятстве ему тем паче было не до улыбок и конструирования на фасаде приятных взгляду выражений. Теперь же в посветлевших глазах проступила задорная лукавинка, в уголках успели собраться тонкие «лучики», на исхудавших щеках обозначились ямочки, а лицо стало совсем по-мальчишески обаятельным… Целых полторы минуты он тихо цвел, глядя на меня. Потом откинул голову и с усталым вздохом закрыл глаза, я же поймала себя на том, что стою с отвисшей челюстью.
С того дня словно лед тронулся. Он явно стал чувствовать себя гораздо свободнее и не напрягался уже в моем присутствии, а все чаще и охотнее поддерживал разговор, одаривая меня своей сногсшибательной улыбкой каждый раз, как встречался со мной глазами. С одной стороны, это не могло не радовать, а вот с другой… Я все больше впадала в тихую панику, понимая, что теперь мне уже не удастся думать о нем просто как о человеке, нуждающемся в моей помощи. Как ни крути, полтора года мирного сумасшествия даром не проходят ни для кого, так что — прости-прощай спокойный сон!..
Дин, еще будучи на положении «лежачего», начал разрабатывать мышцы — сперва с трудом, сцепив зубы и зеленея от напряжения, потом легче, но всегда подолгу, постепенно увеличивая нагрузку. Вставать он пытался задолго до того, как сняли лубки с ломаной ноги, а уж после ему и вовсе удержу не стало. Сначала он, прихрамывая, перемещался по пещере с моей помощью, периодически выбираясь на свежий воздух. Позднее на прогулки его стал сопровождать Ворх, и я частенько задерживалась у входа, наблюдая, как они дурачатся, устроив беготню вокруг сосен или возню в ближайшем сугробе.
Едва окрепнув, Дин взялся за тренировки всерьез, причем гонял себя нещадно, до седьмого пота, чередуя упражнения с долгим отмоканием в горячем источнике. Мои осторожные высказывания насчет преждевременности таких перегрузок он выслушивал, упрямо хмурясь, и вежливо напоминал, что лишнего времени у нас нет, а посему — «при всем уважении, но…» и так далее.
Впрочем, я не особенно вмешивалась: в конце концов, он и в самом деле восстанавливается с немыслимой быстротой… Только вот с его рукой я не знала уже, что и делать. От перелома даже следа не осталось, но мышцы упорно продолжали бастовать. Дотошно просмотрев на сто первый раз кости, суставы, сухожилия и прочие детали конструкции, просканировав попутно вдоль и поперек позвоночник и нервы, я могла поклясться чем угодно, что все в полном порядке, но толку-то…